Еще ничего не зная, Кучук уже был уверен, что раскрыл заговор. Теперь надлежало немедленно сообщить об этом. Но кому? Султану? Султан лежит то ли жив, то ли мертв, ни единой живой души к нему не допускали. Тогда кому же? Куда кинуться? К великому муфтию? У того только молитвы и проклятия, а тут нужна сила. К шах-заде Селиму? Но пробьешься ли к нему и станет ли он тебя слушать, в особенности когда речь идет о его родной матери?
Кучук метался в молчаливом нетерпении. Не с кем посоветоваться, не у кого попросить помощи, а время летит, каждая минута несет ему либо поражение, либо победу, а он жаждал только победы. Иначе зачем же все его чуть ли не двадцатилетние страдания!
В отчаянии и безысходности Кучук кинулся к султанскому зятю Рустем-паше. Прислуживал ему целых десять лет, знал, как зол теперь дамат на Ахмед-пашу, который забрал у него государственную печать, решил сказать визирю не всю правду, а только половину — об Ахмед-паше, а уж там пусть как знает. Если все закончится лишь тем, что дамат столкнет Ахмед-пашу и снова станет садразамом, то и тогда он, Кучук, будет иметь свою выгоду, может, будет считаться довереннейшим человеком у султанского зятя.
Рустем-пашу Кучук нашел сразу. С другими визирями паша слонялся по Топкапы, надеясь, что будет допущен в куббеалты, поэтому когда столкнулся во втором дворе с незадачливым своим ахчи-уста, мало и удивился.
Кучук кланялся до самой земли, чуть ли не ползал перед Рустем-пашой.
— Тебе чего? — хмуро спросил тот.
— Хочу внести в преславные уши весть.
— Весть? — удивился Рустем-паша. — Таких, как ты, шатается здесь знаешь сколько?
— Весть о государственной измене, — прошептал Кучук.
Рустем схватил его за ворот, поднял, с силой опустил на землю.
— О чем, о чем? А ну, говори до конца, но если врешь, то самым большим куском от тебя останутся уши.
Кучук зашептал ему об Ахмед-паше, об убийствах, которые должны быть. Об угрозе жизни султана. Об…
Султанский зять схватил своей могучей рукой ничтожного евнуха и поволок за собой.
— Будешь со мной, — бормотал Рустем, — будешь где я. Не ищи мертвых коней, чтобы снять с них подковы. Всякая птица из-за языка гибнет.
Потом неожиданно крикнул своим людям, которые его сопровождали:
— Взять этого ошметка и вырвать ему язык!
Так сомкнулись над ничтожным человеком все случайности, которые были и должны были быть, и похоронили его под своими обломками. Потому что в этой жизни нет ничего вероятнее смерти.