— Можно, хотя бы кого-то вытащить ко мне?
В голове пророкотало: «Только Вавилова, он создаст для будущей нации хлеб, к тому же его вот-вот уничтожат, а остальных… нет, нельзя».
И бесконечные споры: почему творится такой кошмар в России, за что и почему. И все талдычат: «Зверь, зверь, зверь».
Так проскакали чёрные, в серебряных яблоках четыре месяца-коня и ещё шесть дней. Олег после каждого допроса приходил полумёртвым, а его уже даже не били, его сердце разрывалось от душевной боли из-за тех, кто его допрашивал, из-за тех, кого допрашивали. Его полумёртвость увеличивалась после каждого исчезновения несостоявшихся друзей.
— Да пошлём его на Беломорканал, — буркнул бритоголовый, с двумя шпалами в петлицах. — Как мне докладывают, он умеет лечить руками, а лекарств там не хватает, людской материал нам необходим, да и наших товарищей там подлечит. Вам, гражданин, десять лет, без права переписки.
Олег слабоумно захихикал, довольно потер руки.
— Есть, товарищ гражданин начальник, а чем там меня кормить будут?
— Кашей из лебеды, вперемешку с навозом! — взревел усатый орденоносец.
Рыжий, наообщавшись в камере с бывшими царскими генералами и другими военными спецами, вскочил по стойке смирно и доложил:
— Так точно.
— Что так точно? — прошелестела девушка в красной косынке. — Вы же дворянин, вы продали своих предков, все ваши предки уничижали нас, трудящихся! И мы вас всех должны уничтожить, как класс!.. — дальнейший абсурд Олег не слушал, он ею любовался.
«Полная копия Ярославны, личико одно к одному, фигурка такая же, и так же лжива, выживает… в новом мире», — он горько вздохнул.
Крепкие, коренастые люди с хорошо развитыми надбровными дугами, узким лбом и тяжёлым подбородком, все в наколках, с сиплым, наглым дыханием окружили Олега и десять его товарищей.
— Поговорить надо с тобой, тварь.
У вожака лоб, в отличие от других, был развит чуть поболе. Тварь сгорбилась и, шаркая ногами, на ходу вытирая сопливый нос и жалобно похрюкивая еле-еле потащилась к мордастому хаму.
— Ты, сука, начиная с сегодняшнего дня, будешь лечить только меня, потом моих хмырей, потом… — его морщины напряглись и в них отразились все его умнейшие извилины. — Потом видно будет. Вообще, ты нас будешь пользовать, а потом мы тобой попользуемся, у тебя очень красивая жопа, за твою жопу мы тебе пайку будем подкидывать.
«Какой прекрасный генотип, удивительный пример направления генеральной линии генетических мутаций, определенной Чернобогом для аборигенов планеты Земля», — Олег выпрямился, плечи устрашающе медленно начали разбухать тяжёлой, смертельной силой, лопнул бушлат. Потом ухмыльнулся, скорчился и плюхнулся на нары. Но уголовники ничего не поняли, ведь в зоне они и власть и закон. Достав заточки, они начали быстро окружать товарищей Олега плотным, угрожающим кольцом. Лихачёв дернулся, будущий академик, состоявшийся стукач. Но остальные ни единым мускулом не выдали, что их хоть как-то занимает происходящее вокруг, ещё не хватало показывать перед этой мерзостью свои эмоции. Наконец, окружение завершилось. Вокруг их нар тут же образовалось пустое пространство. Впрочем, не очень большое. А количество людей, толкающихся поблизости, увеличилось. Люди всегда падки на зрелище мордобоя, а уж в чёрной скукотище барака, где кроме смерти, голода и беспредельной тоски по прошлому ничего не видно, такое представление вообще воспринималось на «ура». Повисла напряжённая тишина. Воры были удивлены, что те, на кого собираются напасть, никак не реагируют на угрозу. Но надолго ожидание не затянулось. Если не хотят замечать — тем хуже для них. Главарь сделал шаг вперёд и, замахнувшись ногой, дал пинка развалившейся на нарах твари. Вернее, попытался дать. Когда нога главаря приблизилась к нарам, твари там уже не было…