— Это Батя притащил с собой этих, как это… э-э-э… псикхвологов, вот они совместно с викингами-берсерками, а может они уже не берсерки, психвологи их уже отучили, или почти отучили, от вредных привычек, и со способными варягами разрабатывают искусственное вхождение в боевой транс, чтобы всё это происходило без грызения щитов, по желанию, в нужный момент.
— Ну и как, получается?
— Некоторые берсерки уже овладели этим способом.
— Дай-ка я тоже слегка потренируюсь.
Олег перебрал несколько луков, он недовольно поморщился, но один взял в руки, перетянул тетиву, засунул в колчан штук пятьдесят стрел, закинул его через плечо и запрыгнул на деревянного коня. Подозвал двоих варягов, что-то им шепнул, расставил ноги пошире, все воины побросали свои занятия и столпились позади Олега.
По приказу Олега варяги выкопали несколько мишеней, перенесли их метров на сто, а некоторые и на двести, у коней и всадников нарисовали глаза, не понимая — для чего.
Варяги начали раскручивать брёвна, поднимать их вверх, а потом резко бросать вниз. Олег немножко потоптался на бревне, чтобы ноги пообвыклись, и стрелы устремились к мишеням, воздух запел, разрываемый стрелами, даже варяги никогда не слышали, только в былинах, и уж конечно не видели, чтобы в воздухе одновременно мчались к целям семь-восемь стрел.
Через несколько секунд колчан опустел, Синеус и Мечислав, не торопясь, двинулись к мишеням. Когда они подошли к деревянным всадникам, негромкое перешёптывание воинов перекрыл одновременный вопль воевод:
— Все сюда!!!
Перед глазами закалённых, повидавших много за свою боевую жизнь предстало невиданное зрелище: у всадников-мишеней и у лошадей-мишеней вместо глаз зияли отверстия!
— Даже бог лучников не смог бы сделать этого, — пробормотал кто-то из воинов.
— Синеус, не пора ли тебе стать конунгом? У тебя дружина знатная, да и земли побольше, чем у многих конунгов, а уж драккаров — и подавно.
— Да меня уже многие называют конунгом, а скоро будет тинг, там меня и должны признать официально. Вот так, побратим, растём потихоньку.
На большую городскую площадь со всех домов стаскивали столы, лавки, готовились к прощальному пиру.
И грянул пир!
На деревянных блюдах шипела и пузырилась оленина, огромные вепри были нашпигованы гречихой, чесноком и черемшой, столешница скрылась под переполненными блюдами: жареная и печёная птица, сочные ломти ветчины, покрытая коричневой корочкой толстая рыба, множество яиц с торчащими из них лесными орехами и миндалем, а кое-где нашпигованная чёрной икрой, но что приятно изумило — множество зелени, которая отродясь не росла на севере, а также множество видов сыра, около двадцати сортов: от абсолютно белого до тёмно-коричневого.