— Мне нужно поспать, — сказал он.
— Не волнуйся, ты уснешь.
— Нет. У меня в голове все кипит. Я лежу и думаю. У меня есть пилюли в портфеле.
Она пошла в гостиную, взяла его портфель, открыла и извлекла какие-то записные книжки и папки. Он носил с собой таблетки на все случаи жизни, она знала, что эту привычку он приобрел в Штатах. Она обнаружила либриум, средство от изжоги, противогистаминный препарат и снотворное.
Она дала ему две капсулы. Пластиковые, белые с желтым.
— Вечно ты с этими таблетками, — улыбка ее означала: «Что тут поделаешь!»
— Видишь? Иногда они оказываются очень кстати.
Он проглотил снотворное и натянул на себя одеяло по самые брови. Она склонилась у его постели и стала гладить его жесткие волосы. Она целовала его, успокаивала, говорила какие-то слова о том, как они поедут в Неп отдохнуть. Вскоре он начал засыпать.
— У нас все будет о'кей, — произнес он невнятно, слабым голосом. — Мы справимся.
Она выключила свет, закрыла за собой дверь и прошла в гостиную. Она заперла либриум и снотворное в ящик письменного стола и сделала себе крепкий виски с содовой. Села за стол и стала складывать ему портфель. Она сама устала, конечности у нее ныли, но ее мучило подспудное двигательное беспокойство.
Она посмотрела на беспорядочную кипу его бумаг, рукописных и отпечатанных. Непонятные записи и диаграммы, неразборчиво нацарапанные выкладки. На выброс пошли две салфетки, картонная крышка от пачки сигарет и оторванная бумажная обложка с пингвином. Она взглянула на неразборчивые мелкие значки: подумать только, что кто-то может это читать, мысленно проговорила она, собирая разрозненные бумаги, кто-то видит смысл в этих цифрах и загогулинах. Она удрученно покачала головой. Надо признаться, именно эта магия, эти рунические письмена математиков, вызывали у нее благоговение и священный ужас. Это было нечто сверхъестественное, из другого мира. Она взяла в руки листок бумаги, вырванный из ежедневника, на нем было несколько слов: Гамма-функция Эйлера, определение, и под ними.
Какой странный и незаурядный ум прибегает к этому типу дискурса, пользуется этими символами, чтобы выразить ключевые идеи… Она рассеянно, неизвестно зачем, перевернула листок. Там тоже нечто было написано, но уже незнакомым почерком.
Дорогой Д. Приходи к четырем. Он завтра уезжает в Бирмингем на три (!!!) дня. Ты сможешь остаться на ночь? Постарайся, очень тебя прошу. Очень. Очень. Твоя XXXXX.
На Браззавиль-Бич время течет медленно и плавно, ход его переносить легко. В те дни, когда я не работаю, я ем то, что себе сготовила, плаваю, читаю, делаю наброски, пишу. Здесь нет стремительного бега дней. Пейзаж один и тот же, сезонные изменения незначительны. Дожди почти не преображают Браззавиль-Бич. Все те же пальмы и сосны казуарины… Волны накатывают на берег. Это мое время, личное и неприкосновенное. Происходящее там, во внешнем мире с его спешкой и занятостью, есть нечто постороннее. Оно происходит во времени, которое отмеряют часы и календари, но здесь, на берегу, дни идут под тиканье других часов.