— Вы имеете в виду Джо?
— Не совсем. — Он замялся, не зная как лучше выразиться. — Просто… есть столько всего, чего вы еще не видели. Целый мир. А здесь вы… — Погрязли в человеке, которого не любите. — Словно и не живете. — Он поднял руку, не давая протестующему возгласу сорваться с ее губ. — Я не говорю, что вы здесь не по собственной воле, просто я готов поспорить, что можно на пальцах одной руки пересчитать, сколько раз вы выезжали с острова.
Судя по проступившему на ее щеках румянцу, он попал в яблочко, но она лишь рассмеялась.
— Вы не правы. Понадобятся обе руки. — Она подняла их вверх, растопырив пальцы, и крошечный бриллиантик на обручальном кольце блеснул в бледном луче света, пробившемся в окно. — И это вовсе не означает, что я не люблю приключения. Просто у меня нет на это денег.
— Извините. Я ни в коем случае не хотел вас обидеть, — заверил он. — Я только хочу сказать, что вы не похожи на остальных местных жителей. В вас есть любознательность, вы стремитесь познать мир. Я бы не сказал о мистере Хэмфри, что ему чего-то не хватает. Он абсолютно счастлив, довольствуясь тем, что у него есть.
Она слегка напряглась:
— То есть мне этого мало?
— Тут уж вам виднее, — ответил он мягко.
— Мне нужно заботиться о ребенке. Я не могу порхать как бабочка, когда заблагорассудится, — сказала она раздраженно. — И вообще, с чего это мы вдруг начали эту тему? Я думала, вы хотели меня рисовать, а не препарировать.
— Намек понят, — сказал он с улыбкой, снова принимаясь за работу.
Когда Уильям наконец остался доволен результатом, то поставил мольберт и достал краски. Затем развернул войлочную тряпицу, пропахшую олифой, в которую были завернуты кисти. Вскоре он с головой ушел в работу, не замечая, как летит время. Только когда Элеанор пошевелилась и потянулась, он посмотрел на часы и увидел, что прошло уже больше часа. Он объявил перерыв, и Элеанор пошла в кухню, чтобы организовать какие-нибудь напитки. Уильям остался в комнате один. Теперь, когда ничто не занимало его мысли, он наконец-то смог различить звуки, долетающие с улицы: глухое карканье вороны, стук молотка во дворе, далекий гул самолета.
«Неплохо», — подумал он, оценивая результаты своей работы. Ему удалось поймать нечто особенное в ее выражении — сочетание юности и опыта зрелой женщины. А ее глаза… Казалось, их взгляд обращен на те далекие места, которые она мечтала когда-нибудь увидеть. Он решил, что назовет картину просто: «Женщина в красном». Изображение будет говорить само за себя.
В следующие несколько дней это превратилось в традицию: Уильям приходил каждое утро, дождавшись, что Люси отправится в школу. Теперь, мечтая об Элеанор, он неизменно представлял ее в красном платье. Босиком. И через некоторое время образ, стоящий перед его внутренним взором, накладывался на то, что он видел в действительности, словно смешанные на палитре краски. Это придавало ее облику некий ореол загадочности, неясности. Сам бы он такого эффекта добиться не смог. Он был одержим этим портретом, работал как в лихорадке, словно ведомый незримой силой.