По штату 1764 года была увеличена сумма, отпускаемая на содержание воспитанников и воспитателей, а в Кронштадте был отведен дом для помещения гардемарин, назначаемых в плавание на флот. В это время в строевом отношении корпус был сведен в батальон, в то время как его комплект был установлен в 360 воспитанников, не считая 60 артиллерийских кадет и 50 воспитанников класса геодезии, набираемых из недворян, в то время как основной состав корпуса комплектовался детьми потомственных дворян.
В 1771 году положение корпуса изменилось к худшему, вследствие его перевода в Кронштадт после пожара в занимаемом им здании.
Вот как адмирал Д.Н. Сенявин описывает препровождение времени гардемаринами незадолго до производства в офицеры: «Другая кампания была до Нордкапа и обратно в Кронштадт и считалась за две в 1779 году в январе месяце, отправили нас гардемарин 33 человека в Ревель. При нас были: капитан корпуса Федоров (небольшой был охотник заниматься нами, а любил больше сам повеселиться) и учитель астрономии, который учил нас поутру два да после обеда два часа и то не всякий день, прочее время мы резвились и гуляли, где кто хотел, только бы ночевали дома. Баня была у нас вещь важная и необходимая, каждую субботу мы в нее ходили не столько мыться, как от безделья резвиться, например: несколько человек выбежим из бани, ляжем в снег, и кто долее всех пробудет на снегу, тот выигрывал с каждого по бутылке меду и угощал, кого хотел. Наместо слова честолюбие, употребляли мы термин молодечество. Были у нас еще в употреблении разные пословицы, самые варварская, как-то: «ухо режь, кровь не капнет», «смерть-копейка», к тому же похвала сверстников, когда говорят «Этот хват, славный околотень!» Все это делало нас некоторым образом отчаянными, смелыми и даже дерзкими. Я был крепкого здоровья и часто иногда с горем пополам оставался победителем товарищей и бутылок с медом. Бутылка меду самого лучшего стоила тогда 3 копейки. Лед в гавани был еще крепок, как началось вооружение 5 кораблей и одного фрегата, тогда-то сделалась нам волюшка, только обедали да ночевали дома в корпусе, прочее время, кто на корабле, кто в трактире, кто разгуливает по городу, а те, которые были постарше летами и знали побольше, чем мы маленькие, те безвыходно в вертепах у прелестниц, только у самых дрянных и скверных. Да и то, правда, что молодость не знает пригожества».
Весьма интересны вспоминания декабриста барона Штейнгеля, поступившего в 1792 году. Ротный командир, по его словам, совершенно не занимался своей ротой, фактическое руководство которой всецело было в руках его помощника. Директор корпуса жил безвыездно в Петербурге, и корпусом ведал капитан 1-го ранга Федоров, по словам Штейнгеля, человек грубый и малообразованный, не имевший понятия о правильной методе воспитания. Штейнгель намекает, что Федоров, а за ним ротные командиры, действовали совместно с заведующим хозяйством (по тогдашнему гофмейстером) Жуковым, в целях личной наживы, в результате чего «содержание кадет было самое бедное. Многие были оборваны и босы». Пишет Штейнгель и то, что плохо оплачиваемые учителя были «все кое-какие бедняки и частью пьяницы» и не пользовались никаким уважением со стороны воспитанников.