Крис бросил на Даила испытующий взгляд.
— Ты, наверное, хочешь спросить, почему я поступил с Лекарями так жестоко. Ведь, по сути, я обрек их на вечное страдание бессмертной души. Так вот… я понимаю тебя… Но у меня не было выбора. Из того, что мне удалось заполучить у Гнездовика, осталась неизрасходованной только Сирень. Я ее приберег так, на всякий случай. И вот оно. Пришлось использовать.
Даил не стал ничего говорить. Но внутренне содрогнулся, как только представил себе, каково это — вечно страдать. Такое даже в голове не укладывалось, поэтому он постарался отогнать от себя эти мысли.
Они вышли на улицу, где оставили бричку, и глазам путников открылось устрашающее зрелище. Площадь перед резиденцией Джентлов устилали мертвецы. Из застывшей возле полуразрушенной стены дома Молотобойки свисало бездыханное тело монга со вскрытой грудной клеткой. Горы мертвецов Джентлов и не меньшее количество одурманенных сиреневыми облачками Лекарей покрывали все пространство площади. От каждого облачка к небу поднималось маленькое усико, которое втекало в большое облако, грозной тучей нависшее над Пяткой. Видно, это и была Сирень, которая нашла себе множество готовых к употреблению жертв и теперь усиленно питалась.
Даил уставился на тучу, и на миг ему показалось, что она тоже смотрит в его сторону. Ноги внезапно стали ватными. Он больше не мог ими шевелить, да и не хотел. Мальчишка остановился посередине площади и вперился глазами в жадную тучу, по которой то и дело прокатывались волны пароксизма наслаждения. Если еще некоторое время назад у Даила был шанс продолжить путь — надо было только заставить себя не смотреть на тучу, то теперь он не мог отвести от нее глаз. Он чувствовал ее силу, ее нарастающую с каждой выпитой каплей чужой жизни мощь. Туча была живая, она обладала не только всепоглощающей страстью — голодом, она была разумной. Не такой как человек. Ее разум был чуждым людям, он был совсем иным — более первобытным и естественным, сложенным из простых кирпичиков.
Даил почувствовал, что Сирень заинтересовалась им, и теперь ему не уйти от ее вездесущего ока. От тучи отделился отросток, который медленно пополз к нему. Мальчик наблюдал, как приближается верная смерть, но его это нисколько не волновало. Какое-то безразличие овладело им, а потом сменилось накатывающим чувством безмятежности. Эта безмятежность, словно ласковые волны моря, которое он не видел в своей жизни, охватывали его со всех сторон, ласкали, пробуждая к какой-то новой жизни.
Щупальце Сирени было уже близко: осталось совсем чуть-чуть, оно дотянется до головы Даила, охватит его и подчинит своей воле. И тогда ничего нельзя будет уже исправить. Он станет рабом Сирени, а потом частью ее. Даил понимал это. Он помнил, что рассказал ему охотник, но не мог ничего с этим поделать. У него не осталось сил на сопротивление.