Утром я отправилась на пробежку, немало изумив остальных обитателей квартиры. Вернее, увидели они меня только после пробежки. Я не бегала давно, пару месяцев, пожалуй, это сказалось, дышала, как паровоз, и держалась за бок. Влюбленной быть хорошо, но сдавать позиции не следует. Все, отныне никаких пропусков по уважительной причине, вернее, никакая причина не будет считаться уважительной.
И на третий этаж я поднялась не просто без лифта, но почти бегом. Правда, дышала, как целых два паровоза сразу, но это поправимо.
Из своей комнаты выползла заспанная Бритт, некоторое время любовалась тем, как я пытаюсь отдышаться, а потом присвистнула:
— Зачем такие подвиги? Ларс сказал, что ты растолстела?
Я вложила в ответ всю язвительность и презрение, какие сумела наскрести в своем изрядно уставшем от неожиданной нагрузки организме:
— Вот еще! При чем здесь Ларс? Я сама себе хозяйка отныне и навсегда.
— Угу, — согласилась подруга и отправилась досыпать.
В душе я долго и сердито лила на себя холодную воду, стараясь, чтобы окончательно победила первая Линн. Вторая попыталась скулить, напоминая, что все хорошо в меру и жалость к себе не худшее чувство… Пришлось добавить холодной воды.
Да, я не тряпка! Или надо наоборот: нет, я не тряпка! Так звучало гораздо лучше, тверже, мне даже понравилось. И сама себе я сегодня с утра нравилась, не сдалась, не расклеилась, пусть пробежала меньше, чем всегда, но ведь пробежала же.
Вторая Линн робко высунулась с похвалой, мол, Ларсу понравится.
Опять?! При чем здесь Ларс?! Сказано же: я сама себе хозяйка отныне и навсегда. Угу, это навсегда только до его возвращения…
Ну вот как, скажите, бороться с этакими двойными стандартами внутри себя?
* * *
Закончив вскрытие трупа, патологоанатом Ангесс Волин повторила:
— Смерть наступила не от удара по голове, его имитировали позже. Сексуального насилия не было. Причина смерти — воздушная эмболия.
— Что?
— Воздух, попавший прямо в сонную артерию. Много воздуха, кубиков двадцать. Кто‑то сначала дал ей снотворное, совсем небольшую дозу и очень точно уколол заснувшую женщину.
— Но если преступник так опытен, что сделал укол точно в сонную артерию, то почему не подумал, что мы определим снотворное в крови?
— Он мог не знать, что появится подруга убитой и вызовет полицию. Грюттен жила одна и ее могли не найти еще пару дней, пока на работе не заинтересовались бы.
Патологоанатом права, судя по рассказам соседей и заплаканной подруги, Эмма действительно жила одна и ее вообще крайне редко видели. Работала медсестрой, соседка сказала, что часто поддежуривала, потому что нужны деньги. Вероятно, нелегально, ведь закон запрещает работать больше положенного.