— Дай-ка я! — оттеснила его женщина к стене и плечом налегла на дверь, и та тотчас распахнулась. С улицы пахнуло такой свежестью, что только теперь он понял, насколько затхлым был воздух в комнатушке. В оконном свете завеса дождя сверкала и переливалась, и была такой плотной, что спускаться с крыльца даже в сапогах, и правда, было бы верхом неосмотрительности.
Он так стоял под навесом на крыльце и всё слушал барабанную дробь воды: а если и завтра будет лить? Ну, и пусть, расслабленно вилась мысль. Есть предлог остаться ещё на сутки! Рядом с крыльцом стояла огромная бочка, и по желобу сверху в неё с шумом низвергался водопад, и брызгал холодным каплями, и жалил его, разогретого одеялами. Но как это было хорошо! И как ему повезло — он не попал под дождь, этот неостановимый ледяной поток растворил бы его без всякой жалости и остатка. А здесь дождем можно и умыться, и он подставил под струи воды руки и умылся как под краном.
Кажется, все неотложные дела сделаны, осталось только вернуться в дом. Но отчего-то всё тянул и тянул время. Боялся расспросов? Боялся. Но было тут и другое. Неосмотрительно назвавшись Николаем, он не знал, как вести себя, вести как Николаю. И оттого было неловко, будто использовал хорошего человека Колю… Коля что! А вот хозяйки могут пострадать на самом деле. Надо уходить! Да, да, он уйдёт, вот только кончится дождь — и уйдёт! Но до ухода надо как-то существовать, существовать в предполагаемых обстоятельствах, и как-то надо разговаривать… Вот сейчас он вернется в дом, а его о чём-нибудь спросят, та же внучка Дора, и надо будет что-то отвечать. И сколько ни стой на крыльце, а возвращаться придётся, а то остатки тепла вот-вот испарились. И когда он подошёл к неприкрытой двери, сразу понял о ком там, в доме, вели речь.
— Ты спроси, спроси, женатый он иль нет?
— Ой, да у него семеро, наверно, по лавкам, он же в возрасте!
Дора почти угадала, усмехнулся беглец и постучался, предупреждая: он здесь, рядом.
— Штой ты стукаешь! Заходь! — крикнула старшая из хозяек. И он замешкался у порога, заново знакомясь с пространством. Тот же стол с самоваром, те шкафчики по стене, тот же деревянный диванчик и всё та же старушка, её, насколько он помнит, звали Анной Яковлевной. Была в кухоньке и та, что сутки назад горела огнем. Теперь же, в коротком халате, она стояла босая у кухонного стола и что-то там переставляла. Светился/мигал, как и в первый вечер, телевизор в соседней комнате, оттуда доносятся бодрые голоса, там, в эфире, всё было хорошо, все были веселы и счастливы…