Потому что именно война отравила умы множества молодых людей мыслями о пресловутом самоопределении. Этим летом цветные, недавно сражавшиеся за океаном, как раз и стали главными агитаторами, вызвавшими беспорядки, те самые беспорядки, из-за которых в Вашингтоне погибли их же сородичи. То же самое произошло в Омахе, а самые ужасные события такого рода — в Чикаго. Не то чтобы Питерс оправдывал поведение белых, которые их убивали. Нет, едва ли. Однако причины налицо: цветные пытаются поколебать стабильность, внести сумятицу. А людям не нравятся перемены. Им не нравятся потрясения. Они хотят наслаждаться прохладными напитками в жару и любят, чтобы обед подавали вовремя.
— Самоопределение, — пробормотал он, сидя на палубе, и Старр, лежавшая рядом на шезлонге, зашевелилась:
— Что ты сказал, папочка?
Он наклонился к ней с собственного шезлонга, поцеловал в плечо и подумал, не расстегнуть ли ему штаны. Но в низком небе собирались тучи, и море помрачнело.
Старр смежила веки. Прекрасное дитя. Прекрасное! Щечки — как наливные яблочки, такие спелые, словно вот-вот лопнут. И задок соответствующий. И все у нее такое сочное и упругое, что Эндрю Дж. Питерс, мэр великого города Бостона, забавляясь с ней, иногда воображал себя древним греком или римлянином. Его возлюбленная, его кузина. Этим летом ей исполнилось четырнадцать, но она куда более зрелая и страстная, чем Марта.
Старр лежала на животе совершенно нагая, и когда первая капля дождя упала ей на спину и рассыпалась мелкими брызгами, он снял канотье и положил ей на попу. Она хихикнула и сказала, что ей нравится дождь. Потом повернула голову, потянулась к его поясу и непринужденно заметила, что просто обожает дождь. И в этот момент он заметил, как в глазах у нее мелькнуло что-то темное и мятежное — как нынешнее море. Мысль. Нет, больше того: сомнение. Его это несколько обеспокоило, ведь у нее не должно быть сомнений. У наложниц римских императоров наверняка не было сомнений. Когда он позволил ей расстегнуть ему пряжку ремня, его посетило смутное, но острое чувство утраты. Брюки упали к его лодыжкам, и он решил, что, быть может, все-таки есть смысл вернуться в город и выяснить, не удастся ли ему всех образумить.
Он посмотрел в море. Такое бескрайнее. Он произнес:
— В конце концов, я же все-таки мэр.
Старр улыбнулась, глядя на него снизу вверх:
— Я знаю, папочка, и ты в этом деле самый-самый лучший.
Слушания по делу девятнадцати сотрудников полиции, временно отстраненных от занимаемых должностей, проходили 26 августа в кабинете комиссара Кёртиса. На них присутствовали Дэнни и Герберт Паркер — правая рука Кёртиса. Кларенс Раули и Джеймс Вэхи выступали защитниками всех девятнадцати обвиняемых. Внутрь допустили четырех репортеров — от «Глоб», «Транскрипт», «Геральд» и «Стэндард». Прежде в состав такой комиссии, помимо комиссара, входили три капитана, но при Кёртисе судьей выступал лишь он сам.