— Что ты думаешь о Чикаго? — спросил Лютер.
— Про беспорядки?
Лютер кивнул.
— Думаю, чертовски жаль, что порешили всего пятнадцать белых.
— А про Вашингтон?
— Ты куда клонишь?
— Уж побалуйте меня ответом, мистер Поулсон.
— Вашингтон? Да то же самое. Но зря ниггеры не отбивались. У тех, в Чикаго, духу хватило.
— В своих путешествиях я проезжал через Ист-Сент-Луис. Два раза.
— Да? И что там?
— Один пепел, — ответил Лютер.
Дымарь слегка побарабанил пальцами по столу.
— Ты ведь не убивать меня пришел, а?
— Не-а, не убивать. — Лютер щелкнул по пакету, и из него вылезла пачка денег, туго перетянутая красной резинкой. — Тут тысяча долларов. Половина того, что я тебе, по моим прикидкам, должен.
— За то, что ты меня не прикончишь?
Лютер покачал головой. Опустил пистолет, положил на стол и толкнул его по скатерти вперед. Откинулся на спинку стула.
— За то, что ты не прикончишь меня.
Дымарь не стал сразу хватать пистолет. Он глянул на оружие, склонив голову набок, потом наклонил ее в другую сторону, чтобы внимательно посмотреть на Лютера.
— Мне надоело, что наши убивают наших, — произнес Лютер. — С меня хватит. Наших и так достаточно убивают белые. Не желаю я больше в этом участвовать. А если ты хочешь и дальше во всем этом жить, пришей меня на месте — и получишь эту тысячу. Не станешь — получишь две. Хочешь, чтоб я помер? Так вот он я, сижу здесь и говорю — валяй, жми на этот паршивый спуск.
Дымарь уже стискивал пистолет в руке. Лютер и не видел, как тот его схватил, но ствол теперь смотрел прямо Лютеру в правый глаз. Большим пальцем Дымарь взвел курок.
— Видать, ты меня путаешь с кем-то, у кого имеется душа, — проговорил он.
— Видать.
— И ты небось думаешь, что я не из тех, кто прострелит тебе сейчас этот глаз, потом пойдет на соседнюю улочку и трахнет твою бабу в задницу, перережет ей глотку и сварит суп из ее младенчика.
Лютер ничего не ответил.
Дымарь провел дулом по его щеке. Поскреб мушкой Лютеров висок, обдирая кожу.
— Ты, — произнес он, — больше не станешь связываться ни с какими собирателями ставок, ни с какими любителями дури. Ты будешь подальше держаться от ночной жизни Гринвуда. Далеко-далеко. Ты никогда не войдешь в заведение, где я могу с тобой столкнуться. А если решишь вдруг бросить своего малыша, потому что простая жизнь для тебя слишком, на хрен, проста? Так я тебя поймаю и неделю буду резать на кусочки, а потом уж дам подохнуть. У вас имеются возражения по части каких-либо пунктов данного контракта, мистер Лоуренс?
— Никаких, — ответил Лютер.
— Закинешь остальные мои две тысячи в бильярдную, завтра днем. Парню по имени Родни. Он выдает клиентам шары. Не позже двух часов. Усек?