Он вышел. Направился прямиком в вагон-ресторан, пробираясь между пляшущими пьяными; одна пташка на столе дрыгала ногами, словно в варьете. Двигаясь боком, он протиснулся к бару, заказал двойной скотч.
— Почему ты нас покидаешь, Бейб?
Он повернулся: рядом с ним стоял пьяный коротышка с высокой подружкой, оба уже нализались в стельку.
— Я не покидаю, — возразил Бейб. — Меня продал Гарри Фрейзи. Я права голоса не имею. Я простая рабочая лошадка.
— Значит, ты когда-нибудь вернешься? — спросил тот. — Отыграешь свой контракт — и снова к нам?
— Конечно, — отозвался Рут.
Тот похлопал его по спине:
— Вот спасибо, мистер Рут.
— И вам спасибо, — ответил Бейб, подмигнув его подружке. Он осушил рюмку и заказал еще.
В конце концов он разговорился с одним здоровенным парнем и его женой-ирландкой. Выяснилось, что этот верзила когда-то был одним из бастующих копов, и вот теперь они едут в Нью-Йорк, чтобы провести там коротенький медовый месяц, а потом двинутся на запад, потому что хотят навестить друга.
— И о чем вы только думали, ребята? — спросил его Рут.
— Просто пытались добиться, чтобы к нам относились по справедливости, — ответил бывший коп.
— Но так не делается, — заметил Бейб, пожирая глазами его женушку: прелесть, и акцент у нее дико возбуждающий. — Поглядите хотя бы на меня. Я самый знаменитый бейсболист в мире, но все равно не имею права сказать хоть слово, когда меня продают. Нет у меня такой власти. Те, кто выписывает чеки, пишут и правила.
Экс-полицейский улыбнулся — печально, отчужденно.
— Для разных классов людей существуют разные кодексы правил, мистер Рут.
— Ну разумеется. А когда было не так?
Они приняли еще по нескольку порций. Надо сказать, Рут никогда раньше не видел настолько влюбленной пары. Они почти не прикасались друг к другу, они не сентиментальничали, не сюсюкали, не называли друг друга «золотцем» и тому подобное. И все равно, представьте себе, между ними чувствовалась словно бы невидимая натянутая нить, электрический провод, и провод этот соединял их куда прочнее, чем сплетенные руки или ноги. И провод этот не искрил, а горел ровно. Тепло и безмятежно. Честное бойскаутское.
Руту стало грустно. Он никогда такой любви не испытывал, даже в самые первые дни с Элен. Он никогда такого не чувствовал, ни к кому. Ни к какому человеческому существу. Никогда.
Безмятежность. Честность. Дом.
Господи, да разве такое возможно?
Получается, что да. Есть же оно у этих двоих. Один раз женщина дотронулась до пальца своего экс-копа. Просто слегка коснулась, только и всего. И он посмотрел на нее, и она улыбнулась ему. Взгляд ее просто надорвал Бейбу сердце. Кто-нибудь когда-нибудь так на него смотрел?