— Как я понимаю, вы уже собрались.
— Да. Несколько дней поживем в Нью-Йорке, пока еще не начал действовать закон Волстеда. У нас так ведь и не было настоящего медового месяца.
Отец кивнул. Он стоял, не поднимая головы, и снег ложился на его волосы.
— До свидания, па.
Дэнни уже двинулся мимо него, но отец схватил его за локоть:
— Пиши мне.
— А ты будешь отвечать?
— Нет. Просто я хочу знать…
— Тогда я не стану писать.
Лицо отца окаменело, он коротко кивнул и выпустил его руку.
Дэнни пошел по улице. Снег усилился.
— Эйден!
Он обернулся, едва различая мужской силуэт за белыми вихрями метели. Снежинки облепили ему ресницы, он проморгался, чтобы лучше видеть.
— Я буду отвечать! — крикнул отец.
— Тогда ладно! — крикнул Дэнни в ответ.
— Береги себя, сынок.
— Ты тоже.
Отец поднял руку, и Дэнни тоже поднял, и потом они оба повернулись и зашагали сквозь метель, каждый в свою сторону.
В поезде на Нью-Йорк все были пьяные. Даже носильщики. Еще полдень, а все уже глушат шампанское и ржаной виски, в четвертом вагоне играет оркестр, и музыканты тоже наклюкались. Все обнимались, целовались, плясали. По всей стране вступил в силу сухой закон. Контролировать его исполнение начнут уже через четыре дня, шестнадцатого.
В поезде Бейбу Руту предоставили отдельное купе, и вначале он пытался пересидеть там всеобщее буйство. Он перечитал копию контракта: сегодня вечером он подписал его. Теперь он — один из «янкиз». О переходе объявили еще десять дней назад, хотя Рут ничего такого не предвидел. Чтобы справиться с унынием, два дня пил. Но его отыскал Джонни Айго и помог протрезветь. Разъяснил, что Бейб теперь самый высокооплачиваемый игрок в истории бейсбола. Показывал ему одну нью-йоркскую газету за другой; все они так и брызгали радостью и восторгом, ибо самого опасного хиттера заполучила не чья-нибудь, а их команда.
— Ты уже хозяин города, Бейб, а ведь ты даже еще не приехал.
Это, конечно, позволяло взглянуть на происходящее иначе. Бейб побаивался, что Нью-Йорк — слишком большой, слишком громкий. Что Нью-Йорк его проглотит, что в Нью-Йорке он затеряется. Теперь же он вдруг осознал противоположное: сам он уже стал чересчур большим для Бостона. Ему уже не хватало места. Слишком маленький город, слишком провинциальный. Нью-Йорк — вот единственная площадка под стать Бейбу. По-настоящему огромная. Нью-Йорк, и только Нью-Йорк. Который вовсе не проглотит Бейба. Это он сам проглотит Нью-Йорк.
Я Бейб Рут. Я больше, лучше, сильнее и популярнее кого угодно.
Какая-то пьяная женщина ударилась о его дверь, и он услышал ее хихиканье: от одного этого звука у него мигом набухло в штанах. На черта он торчит тут один, когда можно быть там, болтать, раздавать автографы, травить байки, которые много лет спустя будут пересказывать внукам?