Граф не терял времени — подготовил для меня лодку, приказав лодочнику доставить обратно к родителям в Шин, словно возвращая попавшую не по адресу посылку. Он не только не предоставил мне сопровождающего, но даже не разрешил взять горничную. Я отправляюсь домой исключительно в компании гребцов.
Мажордом Пембрука быстро выводит меня из особняка вниз по лестнице к пристани, слуги идут следом с моими поспешно собранными вещами. Я в отчаянии, лицо мое горит от слез, но этого, кажется, никто не замечает. Я теперь здесь чужая, и никому нет до меня дела.
Я знаю, Гарри не бросает слов впустую — он горы сдвинет, чтобы вернуть меня. Но Гарри полностью зависит от отца, а граф, как он это доказал мне сегодня вечером, грозный противник. Я должна смириться с неизбежным: отныне я — сестра узурпаторши. Никто не захочет меня знать и дружить со мной. И уж тем более не возьмет замуж. Как ужасно это сознавать, тем более когда тебе еще не исполнилось тринадцати. Моя жизнь закончилась, даже не успев начаться.
Монастырь погружен в темноту, повсюду тени от лунного света. Старший лодочник, которому велено лишь доставить пассажирку до пристани, едва высадив меня с вещами, моментально прыгает обратно и отдает приказ грести. По мере того как лодка удаляется вниз по течению, огни ее становятся все более тусклыми, и наконец она совсем исчезает в ночи. Я остаюсь одна. Только холодная луна освещает мой путь к темной громаде дома.
— Это я, леди Катерина! — кричу я, стуча в ворота, выходящие к реке, но единственным ответом мне служит жутковатое уханье совы. Я грохочу большими металлическими ручками, но вход в родительский дом надежно закрыт. Чернота ночи, шорох высоких деревьев, чьи кроны видны на беззвездном небе, и темный силуэт сторожевой будки надо мной — все это навевает на меня ужас. Я громко плачу и падаю на колени. А затем в отчаянии кричу: — Помогите мне! Помогите! Бога ради, помогите! — Ни разу за всю свою короткую жизнь я не оказывалась совсем одна.
— Кто там?
Слава богу! Вроде бы это голос моей матери! Или нет?
Я слышу чьи-то приближающиеся шаги.
— Кто там шумит? — раздается требовательный вопрос.
Да, это и в самом деле матушка! Хвала Всевышнему, наконец-то мои молитвы услышаны.
В окне наверху появляется свет.
— Спускайся сюда, ты, идиот! — слышу я раздраженный голос, обращенный к привратнику, который спросонья никак не может взять в толк, чего от него хотят. — Тут кто-то орет так, что мертвого может поднять!
В дверях поворачивается огромный ключ, и я вижу миледи — она смотрит на меня с выражением ужаса. Вид у матери усталый и изможденный, а подол парчового платья забрызган грязью.