В первый день июля, в год от Рождества Христова 1487-й, у Катерины, графини Хантингдон, дочери Ричарда, прежнего короля Англии, начались роды. Ребенок, сын, родился мертвым, к большому горю ее мужа. А вскоре после этого испустила дух и сама леди Катерина. Она с радостью вручила свою душу Господу, произнеся в конце всего одно слово: Джон. Присутствовавшие у смертного одра говорили, что ее муж, услышав это, застонал от горя и отчаяния. Большинство из стоящих на коленях перед ее кроватью решили, что умирающая вспоминает своего единокровного брата, находящегося далеко в Кале.
После смерти леди Катерины ее горничная Мэтти обнаружила среди вещей покойной сверток бумаг, перевязанных ленточкой, и засунула его в старый сундук под семейные документы. Только этой горничной — а она прожила еще пятьдесят лет и унесла свою тайну в могилу — было известно, что ее дорогая госпожа умерла, так и не узнав правду о любимом отце, короле Ричарде. А от этого горничная плакала еще горше. Потому что ей одной было ведомо: смерть не позволила графине получить ответ на вопрос, который, как она считала, поставил бы точку в этом деле раз и навсегда. И лишь верная Мэтти была свидетелем того, как ее убитая горем госпожа написала несколько последних слов касательно своего ареста — они хранились в секрете и должны были оставаться тайной для всех из уважения к супругу, которому предстояло вскоре стать вдовцом, — а потом навсегда отложила перо. Считается, что эта последняя записка графини Хантингдон была предана огню сэром Оуэном Хоптоном во время правления королевы Елизаветы I.
Графиня упокоилась в приходской церкви Сент-Кейдок в Раглане. Похороны были очень скромными. Овдовевший супруг на протяжении всей церемонии стоял с каменным лицом. Он тогда уже был очень болен, хотя еще и не знал этого, и четыре года спустя отправился к праотцам. Тело его было предано земле в Тинтернском монастыре, поскольку граф перед смертью высказал пожелание упокоиться отдельно от своей жены, чье имя вскоре было почти забыто, потому что на могиле Катерины Хантингдон так и не воздвигли надгробие.