Кларисса в полную силу ощутила себя беременной женщиной в пучине сомнительных обстоятельств. Может, уйти? Но Ларри уже стоял рядом, настроенный на треп.
— Выкладывай, — велел он. — Чем занимаешься по жизни? Я говорю не о мастурбации.
— Я не мастурбирую, — поправила его Кларисса. — Я познаю себя.
— Тогда можешь называть меня Жак-Ивом Кусто.
— Я вышла замуж.
— Ого! Скала Гибралтар. — Он взял ее за левую руку, восхищенно глядя на кольцо от Тиффани.
— За Аарона Мейсона.
— Боже, как мы быстро учимся!
— Мы разбежались. Сегодня.
— А не рановато?
— Я беременна.
— Смотри предыдущую реплику.
— Я ему сказала, что ребенок не от него.
— Ой-ой-ой-ой-ой!
— Но это неправда. То есть отец — он.
— А ты так сказала, потому что…
— Он мне солгал.
— И?
— И… он мне солгал.
— А кроме того?
— Кроме того, он мне солгал.
— У тебя есть два варианта. — Официант Ларри хлопнул в ладоши, подражая Юлу Бриннеру в фильме «Король и я». — Первый: ты возвращаешься к нему. Второй: ты к нему не возвращаешься. С тебя сорок баксов плюс налоги.
Невидящим взором глядя в бокал, Кларисса решила, что ее жизнь — это все же не кино, и, может, хватит изображать из себя наивную девочку из хора?
— Чем бы ты хотел заниматься? — спросила она.
— Сплетнями.
— Я не о том. У тебя есть какая-нибудь страсть?
— У геев полно страстей. Как говорится, нога вечно на педали акселератора.
— Я серьезно, — сказала Кларисса. — Ты смог исполнить свою детскую мечту?
— Боже, конечно, нет. Я давно передумал быть машинистом, хотя форма мне по-прежнему нравится.
— Официант, от вас никакой помощи. За что я вам плачу?
— Ладно, малышка. Слушай, мне казалось, что я хочу быть актером. Таланта у меня нет, но на сцене классно. И что? Этот бар, этот зал с фальшивой позолотой, с мерзким бежевым ковром, — он выбросил руку, точно сэр Лоуренс Оливье, играющий Гамлета в, Шекспировском театре, — и есть моя сцена. А клиенты — грустные, скучные, гетеросексуальные… они и есть мои зрители. Надеюсь, в этом стакане нет алкоголя?
— Не помню.
— А кто помнит? Попробуй женьшень. Пятьдесят миллиграммов.
— Нет, я не помню, чего мне хотелось в детстве. У меня будет ребенок, а я не могу вспомнить, чего хотела от жизни. Может, я вообще толком никогда ничего не хотела. У тебя нет таланта, а у меня, похоже, нет цели. Образец бессмысленности, да и только.
— Недостаток честолюбия, — объявил официант. — Ну-ка, посмотрим. Что ты любишь больше всего на свете, независимо от того, платили бы тебе за это кучу денег или нет?
— Ходить по магазинам.
— Тогда попробуй устроиться продавщицей. Хамства в тебе достаточно, чтобы претендовать на самый модный бутик.