— Товарищ капитан, обшарил всю рощу, Смолина не обнаружил и танка тоже не обнаружил, нету там его танка.
— Гаврюшка! — крикнул Алексей, вскакивая, и больно стукнулся головою о потолок.
— Шлем надевать надо, когда спать ложишься, — серьёзно сказал Яковенко.
Гаврюшка полез наверх:
— Да ты здесь? Чорт косой! Я ж из-за тебя…
Они обнялись и крепко поцеловались. Алексей почувствовал слёзы на глазах и завозился, освобождая лежанку, а Гаврюшка виновато объяснял:
— Понимаешь, лазил по роще и лазил. Немецкий разговор то справа, то слева. Думаю: неужто тебя угрохали?
— Ложись, — сказал Алексей.
Сидя подле друга, Алексей рассказывал как было дело, и не сразу заметил, что Гаврюшка слит. Тогда он прикрыл его курткой и ещё некоторое время сидел рядом, растроганный нежностью впервые понятого чувства. Какой дурак выдумал, что люди грубеют на войне? Никогда еще не было его сердце так открыто для любви и нежности, для воспоминаний и надежд… А проявлений меньше — так разве чувства сильны проявлениями?..
С тех пор они не раз бывали в разных переделках и знали, что в любой беде друг выручит, не подведёт, не оставит.
Сейчас у Гаврюшки был довольно помятый вид, и молодые озорные глаза его смотрели спросонья тускло.
— Не вылазят фрицы, — пробурчал он, зевая. — Скука!
— Ещё вылезут.
Они оба прислушались к тишине, звенящей и томительной. Алексей скосил глаза на часы, сказал:
— Одни сутки уже прошли.
— Они ещё потопчутся, — добавил Кривозуб.
— Дадутся им эти сорок километров, — сказал Алексей без пояснений, и Гаврюшка понял его, кивнул головой.
— Длинные будут для них. И чем ближе к Ленинграду, тем длиннее.
Они оба ничего не знали о том, что происходит за пределами вот этой рощи, ромашкового поля и болота. Тут пролегала одна из многих возможных дорог наступления, здесь они должны были стать насмерть, чтобы не пропустить немцев. Они знали, что выстоят, и верили, что так же стоят, то же чувствуют их товарищи на всех других возможных дорогах, — разве может быть иначе, когда за ними — Ленинград?
— Сорок пять минут в дачном поезде, — вспомнил Алексей. — Сорок пять минут! В сорок пять дней не пройти им…
— Пожалуй, и в девяносто не пройти, — отозвался Кривозуб и быстро взглянул на друга — согласен ли он?
— Надо только, чтоб каждый делал своё дело, — сказал Алексей.
И как бы в ответ собственным мыслям вспомнил:
— А здорово у нас с тобой вчера вышло.
— Мы с тобой всю войну провоюем, и всё здорово будет.
— Спелись?
— Ага.
Через час от Яковенко пришёл приказ: одному танку остаться на позиции, второму немедленно вернуться за срочным заданием. Решение, кому оставаться — предоставлялось Смолину.