Лили отошла от двери и на цыпочках вернулась в комнату. Села на кровать, подняла колени к подбородку. Наташа не родная дочь своего отца! В это невозможно было поверить. Тетя Ксения беременна! Десятки вопросов возникали в ее голове. Сцена рисовалась явственно и была пугающей: тетя Ксения, новорожденный малыш у нее на руках и ее строгие слова, обращенные к Феликсу и к ней, смысл которых сводился к тому, что они не могут больше оставаться в этой квартире, ведь ребенку требуется место. Куда они пойдут? Кому они будут нужны? Лили пыталась унять бешеное биение сердца. Она наклонила голову, и длинные черные волосы упали на лицо, щекоча щеки.
Когда она услышала имя Макса фон Пассау, то вспомнила события, произошедшие несколько лет назад. Ей казалось, что она снова ощущает запах матери, слышит, как ее голос звучит в комнате. Тот, кого она с восхищением называла дядей Максом, был близким другом их семьи. Она вспомнила высокого мужчину с живым взглядом, он с удовольствием играл с ней, вызывая в ней чувство, что она для него единственная в мире, в то время как большинство друзей матери всегда имели вид занятых людей или находились в плохом настроении. Но только не дядя Макс. У него была легкая улыбка, заразительный смех. К таким людям невольно испытываешь доверие. И все-таки даже он не сможет им помочь.
Она ненавидела тоскливые воспоминания, от них ее бросало в холодный пот, но картинки из прошлого замелькали перед глазами с безжалостной неотвратимостью. Их дом в Грюнвальде, разграбленный среди ночи, высокий силуэт отца, которого усаживали в машину, босоногая мать в ночной рубашке, наблюдающая за происходящим через пыльное окошко сарайчика с инструментами садовника, где они спрятались. Лили вспоминала запах мочи, текшей у нее по ногам. Она тогда ничего не сказала про это, боясь, что Феликс будет насмехаться над ней, а также из страха привлечь внимание незваных гостей, которые орали в их доме среди ночи.
Лили принялась раскачиваться вперед и назад. В тот же день они разместились у дяди Макса, в его красивой квартире, где на стенах висели картины, словно живые, и фотографии с видами Берлина во все времена года. В камине горел огонь, в комнате витал запах ванильного сахара. Она навсегда запомнила, как дядя Макс взял ее на руки и рассказывал ей сказки. Потом пришло время расставаний. Если крепко зажмурить глаза, если прекратить дышать, то можно было снова ощутить дыхание матери у себя на волосах, ее руки, когда она прижимала голову Лили к своей груди. Исступленно целуя Лили в щеки, лоб, губы, виски, мать от волнения не замечала, что кольца на ее пальцах причиняют дочери боль, что девочка пытается оттолкнуть ее своими маленькими ручками, словно испуганная птичка, не понимая, почему у взрослых на глазах слезы, — ведь разлука не будет долгой. Скоро, очень скоро папа вернется из Заксенхаузена и вместе с мамой и малышкой сестренкой приедет к ним в Париж, где не будет страха и слез. Ведь именно это обещала ей мама, и у Лили не было оснований ей не верить.