— Наш фюрер, Адольф Гитлер пал за Германию сегодня днем, сражаясь до последнего вздоха против большевиков на своем боевом посту канцлера рейха.
Аксель почувствовал, как кровь приливает к голове. Помещение заплясало у него перед глазами.
— Фюрер мертв! — крикнул какой-то солдат, поднимаясь. — Это конец!
— Господи, сжалься над нами! — завыла женщина, вторя другим рыдающим.
— Тем лучше. Значит, поживем еще! — жестко произнес чей-то голос.
Молодая ассистентка снова появилась перед Акселем. Она была бледна, сжатые губы превратились в тонкую полоску. Она опять схватила его за руку, но на этот раз крепко, и нагнулась к нему, словно боялась, что он исчезнет.
— Теперь счет идет уже даже не на часы, — сказала она. — Русские вот-вот будут здесь, и они не должны увидеть вас в обмундировании. Это очень опасно.
Аксель опустил глаза на свой мундир цвета зеленых оливок и разноцветные погоны. Он хотел сказать, что это униформа не Вермахта, а пансионата, и что он ею очень гордится, но девушка, не дав ему опомниться, принялась сдирать эмблему ополчения, потом стала снимать с него пальто. Подросток чувствовал себя настолько растерянным, что безропотно подчинился.
— Фюрер мертв. Он отравился, — монотонно говорил он. — Это невозможно. Это какая-то ошибка.
— Почему ошибка? — раздраженно воскликнула она. — Или вы думаете, что Денниц будет рассказывать небылицы?
— Какой Денниц? Адмирал? — переспросил Аксель.
— Чем вы только слушали? Это же он стал преемником фюрера. И, конечно же, он согласится на мирные переговоры, только, боюсь, все закончится безоговорочной капитуляцией. Именно этого требуют союзники. Готова спорить, что именно нам, женщинам, придется это расхлебывать.
Дрожащими руками она опустошила карманы его пальто. Патроны посыпались на землю. Потом сняла с ремня гранаты.
— Я зашью вам рану, — объявила пожилая медсестра, подходя с подсвечником, так как электричество снова выключили.
Когда игла пронзила кожу, Аксель стиснул зубы до боли. Сумасшедшие мысли возникали у него в голове. Фюрер мертв. Война закончилась. Больше не надо сражаться. К счастью, Генрих до этого не дожил. Он бы этого не перенес. В его глазах Адольф Гитлер был богом. Боги бессмертны. А я выжил! Я жив! Мама… Я должен ее найти… Он почувствовал, что по лицу текут слезы. Боль отражалась в его голове, тело дрожало, словно у него была горячка. Его стало рвать прямо на передник медсестры. В горле застрял нервный крик. Ему казалось, что еще немного, и он сойдет с ума.
— Вот и все. Еще где-нибудь раны есть? Нет… Хорошо, тогда я пошла. Тебе принесут штатскую одежду. Так будет лучше. Ты такой молодой… Какое несчастье!