Я без зазрения совести соврал, что обожаю вербену, потому что ради разговора с Мадлен готов был выпить и два чайника.
Пока она наливала воду, я, следуя ее указаниям, отыскал в одной из комнат в глубине дома гладильную доску.
— Похоже, вам здесь нравится, — заметила она.
— Дом великолепен, я видел мало равных ему по красоте, ну а о таком теплом приеме я не мог и мечтать.
— В этом прелесть древних родов: здесь не забывают о хороших манерах. Когда-то в доме не переводились гости, все комнаты были заняты круглый год.
— Вплоть до первых ударов судьбы, в девятьсот семнадцатом?
— У вас хорошая память!
— Как я понимаю, Антуан и Жером — гости постоянные?
Мадлен тихонько рассмеялась.
— Это любовь. Жером каждые полгода делает Саре предложение.
— А Антуан — Шарлотте?
— Раз в два года.
— Но они отказывают?
— О, вовсе нет! Обе отвечают, что слишком сильно их любят, чтобы позволить жениться на девице из рода ла Дигьер и разориться.
— А как же госпожа ла Дигьер?
— Тут совсем другое. Речь идет о том, чтобы найти богатого человека и на его деньги спасти дом, а не втягивать в безнадежное дело парня, который зарабатывает на жизнь собственным трудом. Они никогда так не поступят, потому что действительно ими дорожат.
— Но скажите, госпожа Жан… простите, Мадлен, нет ли в этом некой сумасшедшинки?
— Конечно, это полное безумие. Я все вам объясню, но сначала скажу, почему не желаю называться госпожой Жандрон, иначе вы так и будете ошибаться. Я рассказывала вам, при каких обстоятельствах Октав женился на моей матери. Он пошел дальше и предложил удочерить меня. Я отказалась, думая, что на этом все закончится. Но Октав кое-что предпринял, не ставя меня в известность, а через два месяца он умер, и я обо всем забыла. Мама время от времени давала мне подписать то один, то другой документ, не доверять ей у меня оснований не было, и я подписывала не глядя. Больше со мной такой номер не пройдет! Однажды пришли мои новые документы, из которых выяснилось, что теперь я Мадлен ла Дигьер! Боже, до чего же я разозлилась! С женщинами так не поступают! Альбертина знала не больше моего: она попыталась меня успокоить, говорила, что мы и так всегда жили как сестры, и все такое прочее. Но я — не ла Дигьер, я — Жандрон из семьи Жандронов!
Мадлен все еще кипятилась, вспоминая события тех лет.
— Возникли проблемы с наследованием: формально я стала совладелицей поместья. Альбертина очень старалась скрыть свои чувства, но я видела, как она страдает. Впрочем, эту проблему решить оказалось легче всего: мы отправились к нотариусу, и я продала ей свою часть за символический один франк! Я его сохранила — он лежит в футляре, на розовой атласной подушечке. Но имя осталось при мне.