— Какой — такой?
— Буржуазной, солидной. Готовой брать на себя ответственность. Каждое воскресенье все ходят на службу, хотя никто не верит в Бога. Ужасно скучно. Я видела себя замужней женщиной, живущей в доме, где все полы устланы восточными коврами, комнаты заставлены мебелью, а чехлы на низких креслах украшены старомодными оборочками. Я начинала задыхаться при одной только мысли об этом. И мы решили ничего никому не говорить. К тому моменту, когда ты появишься на свет, Клеманс уже начнет ходить, Альбертине не было и сорока, и двое маленьких детей ее не пугали.
— Она вообще ничего не боится. Даже собственной свадьбы.
— Ничего. Кроме финансовых проблем. Я вернулась в школу, и в январе все смогли лицезреть мой живот. Шума, скажу я тебе, это наделало немало! Чтобы замести следы, я завела интрижку с Жеромом — он-то был совсем не прочь оказаться отцом, и с еще одним мальчиком, который потом уехал из наших мест. Моя репутация была безвозвратно испорчена! Тебе исполнилось три месяца, когда мы узнали ужасную новость: твой отец попал в больницу с опухолью мозга, которая убила его за шесть недель. Выйди я замуж, стала бы вдовой, как Шарлотта. Так что, сама видишь, отцы в нашей семье надолго не задерживаются…
— И его родные остались в неведении?
— Да.
— То есть эти люди не знают, что у них есть внучка?
— Не знают.
Адель задумалась.
— Тебе не кажется, что это не очень справедливо по отношению к ним?
— Возможно. Да. Но теперь поздно что-то менять. Не вижу себя в роли мамочки, явившейся представить бабушке с дедушкой их четырнадцатилетнюю внучку.
— Ты что, рассматривала подобную возможность?
— Боже! Креслица с оборочками!
Они дружно рассмеялись. В прежние годы Мадлен часто слышала разговоры об этих креслах — чинных символах чуждого, пугающего мира.
— Значит, ты их видела?
— Нет. Твой отец мне их описал. Он обожал наш пустой дом, говорил, здесь ему легко дышится.
— Так оно и есть. И я не хочу, чтобы мсье Фонтанен его заполнил.
— Не мсье Фонтанен — а Луи!
Сара и Адель снова расхохотались, и Мадлен — против своей воли — присоединилась к ним.
— Смерть моего отца, — слово «отец» Адель произносила с видимым удовольствием, — расстроила тебя?
— Ну конечно! Такой юный, это было просто ужасно, но не шло ни в какое сравнение с глубоким горем Шарлотты. Решив промолчать, я отказалась от твоего отца. Он не был любовью всей моей жизни — так, летний роман, зато у меня осталась ты.
— А если бы он не умер и приехал следующим летом?
— Я бы сохранила свою тайну.
Адель задумалась, а потом заявила:
— Я считаю, это нехорошо. Ведь я