Напоминание о том сеансе не пробудило во мне теплых чувств — уж больно тогда было противно, и вообще эти проблемы не возбуждали у меня такого жгучего любопытства, как, вероятно, ей казалось. Гораздо больше меня занимали ее круглые колени, которые она обхватила руками, забравшись с ногами в кресло, и я решил завершить разговор мягкой шуткой:
— Значит, можно предположить, что Господь Бог сотворил наш мир во сне, не просыпаясь?
— Можно, — она, против ожиданий, восприняла мою реплику вполне серьезно, — именно такая точка зрения заложена в космогонию конфуцианства.
Кладбищенский музей будет совокупным памятником всем умершим.
Николай Федоров
Космогонией конфуцианства она достала меня, но я решил не хамить.
— Будем считать культурно-просветительную часть программы законченной, — предложил я миролюбиво, — и перейдем к разделу «разное».
Я обошел стол и положил ладонь на ее колено, в которое утыкался ее подбородок, и моя рука сама заскользила вниз по теплой коже ее бедра, пока не нашла под трусами волосы лобка.
— Не возражаю, — согласилась она рассеянно и, отодвинув мою руку, встала с кресла и направилась к винтовой лестнице.
Ее тон и особенно жест разозлили меня, но я опять решил не хамить. Раздражение, однако, осталось, и уже наверху, у кровати, мне захотелось обойтись с ней бесцеремонно, грубо содрать платье и саму ее швырнуть на постель, она же, явно чувствуя мои намерения, стояла передо мной спокойно и глядела вызывающе, с той неприятной отчужденной улыбочкой, которая один раз уже вывела меня из себя. Я подумал, что сейчас ее зрачки опять исчезнут и заменятся черными дырочками, и эта мысль была так неприятна, что я шагнул к ней, обнял и прижал лицом к своему плечу, а другой рукой стал расстегивать пуговки на платье.
Улегшись на спину и раскинув руки, она пробормотала:
— Кажется, я становлюсь укротительницей змей… и рептилий.
— Ты что… ты что имеешь в виду?
— Наклонись поближе, и я шепну тебе на ухо, — засмеялась она.
Мне тоже стало смешно, я наклонился, и она впилась своими губами в мои, а меня перестало беспокоить сказанное ею.
Потом мы оба провалились в мертвецкий сон, и, когда она, уже одетая, стала настойчиво будить меня, мне казалось, что не прошло и часа.
— Просыпайся, ты вздремнул основательно. Уже вечер.
Я открыл глаза — действительно, за окном голубело вечернее небо.
— Видишь, время делает свое дело. Мы становимся похожи на нормальных людей и способны уже спокойно спать рядом.
Я бездумно потянулся к ней, но она отстранилась:
— Нет, у нас нет времени, нас ждут внизу. Дела прежде всего.