— Ой, Зосим Лукич, — возразил Ефим Темляк, — полвека вы прожили, а определиться в жизни всё не можете. Себя напрасно мучаете. Не для риска вы рождены, а для покоя. За розами ухаживать бы вам да вкушать ароматы. Шли бы лучше садовником к профессору Русанову. Там — всё по вас: тишь да гладь…
— Тьфу, зубоскал! — с сердцем сказал Зосим Лукич.
Ефим Степанович перевёл разговор на другую тему и, обращаясь к сыну, сказал:
— Васятка! Сбегай-ка на пруд, посмотри у мостков мерку. Вода, никак, всё прибывает. Может, позвонить на створы, аварийные водосбросы открыть. Беги, сынок, да смотри хорошенько.
Когда сын ушёл, Ефим Степанович постоял немного молча, потом достал кисет и стал набивать трубку, прикрывая табак полой плаща. Раскурив и зажав трубку в кулак, чтобы не попадал дождь, он со скрытым лукавством возобновил разговор:
— Мне думается, Зосим Лукич, что твой страх сродни одной болезни. У нас в Байкалове был такой мужичок. На него частенько находило какое-то наваждение. Говорят, сердце у него было устроено не по норме. Ударит, окажем, гром — он встрепенётся, спрячется в самое что ни есть тёмное место. Раз как-то, во время ледохода у нас против села получился большой затор, К вечеру Тобол вышел из берегов. И вот к ночи затор лопнул, да с такой силой, что застонали стены домов, задребезжали стёкла в окнах. Мужичонка этот сиганул с трубкой в зубах на сеновал, зарылся в сено да со страху и заронил искру… Так бы и сгорел, кабы соседи не вытащили.
— К чему ты это клонишь, Ефим?
— Да так, к слову пришлось. Но оно и пользу иметь может. Ты же на складе приставлен к делу. А там мало ли разных гремучих смесей. Разволнуешься — недолго и сплоховать. Стукнешь нечаянно одно, а оно жахнет по другому, ну, и прощай, Зосим Лукич! Да что Зосим Лукич — вся усадьба комаром в небо улетит…
— Пожалуй, ты и верно рассуждаешь, — проговорил с расстановкой Зосим Лукич.
— Смекай уж сам, Зосим. Каждый в своём деле сам себе хозяин.
— Э-эх-ма, — вздохнул кладовщик. — В совхозе или в кооперативе, пожалуй, спокойнее будет. Туда, видимо, и переберусь…
Налетела ещё более сильная полоса дождя и тут же рассеялась, словно чья-то невидимая рука вдруг отвела её в сторону. Потом ещё несколько минут продолжала моросить мельчайшая водяная пыль, похожая на стелющийся по земле туман. Прояснилось. Дождь и ураган продолжали свирепствовать, но теперь уже в стороне. Все стали присматриваться к видневшимся вдали дамбам каскада, стараясь угадать, как ливень повлиял на плотины и откосы.
Заметив вдали машину, Зосим Лукич машинально снял кепку и с нескрываемой тревогой проговорил, ни к кому не обращаясь: