Людмила сидела на нем верхом и из окна мансарды хорошо видела статую атланта, державшего на плечах вселенную, вздымавшуюся у ворот дворца Врта, где находилась резиденция дипломатической миссии Соединенных Штатов в Праге.
— Смотри на меня, смотри на меня, дорогая, любимая… — В его стонах слышалась мольба, но его руки, дергавшие ее за груди, словно за поводья, были требовательны, как и неистовые толчки тела, принуждая двигаться на нем быстрее и быстрее. Она рассказывала ему, что так однажды, очень давно, она скакала на пони в Чешском раю[4].
Ее брачная ночь. Накануне мать с присущей ей стыдливостью пыталась предупредить ее, что, возможно, эта ночь не доставит ей удовольствия. Людмила не стала слушать, поскольку никогда не прислушивалась к словам матери, которая, конечно, бросилась бы исповедоваться в грехах дочери, будто в своих собственных, если бы узнала, что дочь один раз — нет, дважды — испытала фантастическое сексуальное наслаждение, когда пальцы Милоша ласкали ее.
— О, Милош, нет, нет, нет! — закричала Людмила, чувствуя, что ее тело словно разрывается на части изнутри.
Он не подумал остановиться. Этот человек не имел ничего общего с тем Милошем, который всегда баловал ее, повинуясь малейшему капризу. Он нисколько не напоминал того терпеливого мужчину, который униженно умолял, чтобы ему позволили коснуться ее обнаженной груди, бедер, а позже хотел гораздо большего. Он не походил на того человека, постоянно твердившего, что, несмотря на все страдания, которые она ему причиняет, он уважает ее решимость сохранить девственность до тех пор, пока не станет его женой. Им было ясно, что они смогут пожениться лишь тогда, когда она станет совершеннолетней, в двадцать один год. Она не спешила, во всяком случае пока не осознала, что Милош может дать ей шанс бежать, приблизиться к мечте, лежавшей далеко-далеко отсюда.