Сторож сестре моей. Книга 1 (Лорд) - страница 4

.

Это мое решение, как и большинство других принимаемых в жизни, зависело оттого, насколько удачно выбрано время. Письмо Пенни — она и не подозревала об этом — пришло в наиболее подходящий момент. В конце прошлого года я обнаружила, что была предпринята новая попытка состряпать книгу о моей жизни, очередная возмутительная «неофициальная биография», по обыкновению полная полуправды и откровенной лжи. Я устала от них, но в силу своего положения в обществе я не имею шанса на возмещение ущерба — так на протяжении многих лет за огромные деньги сообщала мне целая армия юристов, специализировавшихся на исках по обвинению в клевете. Однако готовившийся новый опыт особенно выводил из равновесия. Не только бульварные газеты, но также «Таймс» и «Вашингтон пост» подтвердили, что Стивен Холт получил аванс в размере двух миллионов долларов, чтобы написать историю моей жизни.

Сумма, конечно, не рекордная. В наше время, когда беспрестанно поглощается и извергается сиюминутный вздор, это был средний гонорар, учитывая успех предыдущих анатомических вскрытий Холта на шестистах страницах. С Холтом была только одна проблема — сам Уолт. Он казался поразительной копией джентльмена и употреблял выражения, за которыми миллионам его читателей приходилось лезть в словарь, чтобы до конца понять смысл убийственных сенсационных намеков, которыми изобиловали разоблачительные абзацы книги. Кроме того, каждое уважаемое издание по какой-то причине довольно часто и весьма охотно пускалось анализировать его книги. Как и почему именно это привлекало внимание среднего класса? Но такие опусы «дозволяли» также другим, тем, кто считали себя знатоками хорошей литературы и стояли на верхушке социальной лестницы (до смерти боявшиеся быть застигнутыми на пляже с дешевым романом в руках), с жадностью проглатывать его книги тоже. Следовательно, Холта читали все, так сказать «вверху и внизу», и его часто называли самым удачливым из живущих писателей и самым преуспевающим на Западе.

Увы, люди разговаривали с Холтом, не подозревая, как много они ему говорят. С тех пор как мне стало известно о его запланированном вторжении в мою жизнь, я прочла почти все его книги, где постоянно встречались поразительно необдуманные высказывания людей, которым следовало бы лучше отдавать себе отчет в своих словах.

За несколько дней до беседы с Пенни я получила тревожное известие о том, что Фиона, моя своевольная глупышка Фиона, говорила с ним. Это было чрезвычайно неприятно, но также и опасно.

До предложения Пенни мне никогда не приходило в голову попробовать написать книгу; я всегда была слишком занята и не искала хорошего биографа — если такой вообще существует, — и у меня не было ни малейшего желания ворошить пепел своих воспоминаний, как сделала Бетти Беколл, написав «Я сама». Письмо Пенни заронило первое зерно.