— Я обязательно сделаю это при первой же возможности. Можешь не сомневаться. — Это была правда, даже более того. Он действительно считал, что в Англии жена будет в безопасности, чего он никогда не сможет обеспечить ей здесь. — Но, к сожалению, генерал Моро хочет, чтобы ты пока осталась.
— Я англичанка, а не подданная этой страны.
— Ты моя жена и моя подданная.
— Если… если бы все обстояло иначе, возможно, я бы согласилась с тобой. Увы, получилось очень плохо. — Александра высвободилась и подняла на него блестящие от слез глаза. — Ты сам понимаешь, что я чувствую… Ты знаешь, что я не могу мириться с подобным положением. Хотя когда я нахожусь с тобой, ты заставляешь меня забывать о том, во что я верю. Ты принуждаешь меня к… к…
— К чему, Александра? Поддаться своим желаниям? Я заставляю тебя признаться самой себе, что, несмотря на случившееся, ты сохраняешь ко мне какие-то чувства?
— Да! — последовал откровенный ответ.
При виде ее измученного лица его сердце разрывалось надвое.
— Ты должна меня очень сильно ненавидеть, — тихо произнес он.
Она издала чуть слышный стон.
— Я ненавижу веру, которую ты исповедуешь. — Дамиан посмотрел поверх ее темно-каштановых волос на стены дома, нашпигованного врагами. У этих стен могли быть уши. Его подмывало спросить ее, представляет ли она себе, что он за человек. Разве могла она знать, что происходит в его душе? Иногда ему казалось, что он сам себя до конца не знает.
— Я тебе небезразличен. Ты сама призналась. И этого уже достаточно. Но я хотел бы знать, как ты стала бы относиться ко мне, если бы я был человеком, беззаветно преданным Англии? Если бы я никогда не предавал своей страны?
Александра пытливо смотрела на него. В ее глазах отражались боль и растерянность.
— Если бы это было так, как ты говоришь… возможно… когда-нибудь… я смогла бы полюбить тебя.
Он словно превратился в туго сжатую пружину. Мысли, чувства, слова рвались наружу. Ему хотелось выпустить их на волю. Рассказать и объяснить все, хотя, видит Бог, этого нельзя было делать. Он прекрасно понимал, насколько опасным может быть даже одно слово, неосторожно сорвавшееся с языка. В таком случае под угрозой могли оказаться две жизни. И все-таки он решился:
— Я шпион, Александра. С пятнадцати лет. Но я работаю не на Францию. Я служу в английской разведке.
У нее вырвался сдавленный крик. Она отошла назад и смотрела на него расширившимися зелеными глазами.
— Я тебе не верю. Ты… ты все выдумываешь. Это еще одна уловка.
— Это не уловка.
— Тогда Бьюик должен был знать об этом. Если не он, то кто-то еще. — Александра наклонилась к нему и вцепилась пальцами в его плечи. — Господи! Ну что ты говоришь! Неужели ты думаешь, я тебе поверю?