— Да, — коротко ответила Катерина. — Слушай, я хочу есть.
Грек кивнул, коротким движением смахнул в карман золотой браслет семнадцатого века и повернулся, ища глазами официанта. А на другой день, не дав Катерине даже предупредить Хесю, вор увез подельницу в Киев «на шикарную гастроль».
Дальше были Харьков, Кишинев, Ялта, Алупка, Вильно, Варшава… Грек утверждал, что «дела» лучше всего «вести в разъездах», чтобы не примелькаться, и оказался прав: красота Катерины, с каждым годом более яркая, с одной стороны очень облегчала им задачи, с другой — стала бьющей в глаза особой приметой. Когда полтора года спустя словесный портрет подруги Грека, зеленоглазой брюнетки графини Катерины Николаевны Грешневой, уже лежал в папках уголовных сысков всех больших городов империи, вор решил, что пора дать русской полиции, пошли ей бог здоровья, вздохнуть спокойно, заставил подельницу вспомнить иностранные языки и увез ее за границу.
Париж, Лондон, Рим, Венеция, Берлин… Грек всюду чувствовал себя как дома, свободно говорил на основных европейских языках, был, к удивлению Катерины, вхож в самые блистательные гостиные, имел за границей массу знакомств и легко заводил новые связи, приучая к тому же и подельницу: «Девочка, я не вечный, когда станешь работать одна, пригодится». К загранице Катерина осталась равнодушна, любовников не заводила, и страстные мужские ухаживания во всех странах Европы ее не трогали.
— Ты странная девочка, — говорил иногда Грек со смесью одобрения и сожаления. — Ты молодая, тебе нужен мужчина, чего ты ждешь? Кого я должен тебе привести, чтоб ты повелась? Тебе бы не воровайкой, а монашкой быть…
— Зачем тебе нужно, чтоб я повелась? — смеясь, спрашивала его Катерина. — Брошу тогда дело, и все. Не пожалеешь?
— Пожалею, не знаешь как, — серьезно и, кажется, искренне отвечал Грек. — Стоило с тобой, босявкой, возиться столько времени… Но это ж будет жизнь, и ничего не поделаешь. Обидно, когда такой цимес сохнет даром…
Катерина молчала. Грек не настаивал.
Любовниками они так и не стали — несмотря на то, что очень часто во время своих операций изображали мужа и жену и ради достоверности снимали общие номера в гостиницах. Первое время Катерина напряженно ждала, когда же Грек начнет неизбежную, как она была уверена, мужскую атаку на ее прелести, и сама не знала, как ей в таком случае себя вести. Но время шло и шло, а подельник держался с ней по-прежнему — спокойно, иронично, чуть отстраненно, ни на шаг не переходя границ. Катерина уже начала было с облегчением думать, что она, вероятно, не в его вкусе, — и для нее оказалось колоссальной неожиданностью, когда, спустя уже два года после их знакомства, Грек все же рискнул.