Размышляя подобным образом, я сел в машину, выехал с парковки возле своего дома и вдруг осознал, что еду за сумкой. Черт знает, что такое! Ну, раз уж все равно вырулил на проспект…
Поскольку госпожа Панкина не могла предупредить охранную службу комплекса, что к ней едет гость, мне пришлось оставить машину чуть ли не за квартал от «Жемчужной долины» – рядом с домом Евы припарковаться было абсолютно негде. Едва я зашел на территорию комплекса, меня накрыло ощущение дежавю, будто душной подушкой, которой кто-то хотел удавить меня наконец до смерти. Пожалуй, я был бы не против, но надо же было вернуть Еве сумку и телефон, раз уж я за это дело взялся.
Та катастрофа в жизни наших с Евой семей произошла зимней ночью, но атмосфера сегодняшнего осеннего вечера чем-то напоминала ту ночь. Низкое небо, как тогда, сеяло и сеяло мокрую липкую взвесь, и дорожка к подъезду элитного дома так же маслянисто поблескивала влажной плиткой.
Я с отвращением вошел в залитый ярким светом подъезд, намереваясь передать вещи Евы консьержу и побыстрей уйти из помещения, которое, казалось, давило на меня своими стенами и собиралось сплющить в блин. За застекленным окошечком консьержа видно не было, хотя на столе стояла кружка с дымящимся чаем. Я подождал пару минут, потом крикнул в глубь комнаты: «Алло! Есть тут кто-нибудь?!» – но ответа не дождался. Я подергал дверь, она оказалась заперта. Чуть не плюнув с досады на чистейший пол, я крикнул еще громче: «Так вас подорвут какие-нибудь моджахеды!» – и отправился к лифту. Мне хотелось побыстрей выполнить ту обязанность, которую я на себя взвалил, и поспеть домой хотя бы ко второму тайму футбольного матча. Футбол почему-то продолжал меня интересовать, несмотря на то что интерес ко всему остальному был почти полностью потерян.
Когда я вышел из лифта на площадке, где жила Ева, то ощущение дежавю усилилось стократно, до взмокших ладоней и дурноты. Я, правда, не столкнулся ни с какими женщинами и мне не пришлось ничего ремонтировать, но я предпочел бы до конца дней прикручивать колеса к чемоданам, только бы не видеть призывно приоткрытую дверь квартиры Панкиных. А она таки была приоткрыта, как в тот самый роковой предновогодний вечер. Мне очень хотелось шагнуть назад в кабину лифта, но двери закрылись за моей спиной с еле слышным хлопком, показавшимся мне чуть ли не предупреждающим холостым выстрелом в спину. Надув щеки, я резко выдохнул и все же взялся за ручку двери. Разумеется, она поддалась. Легко открылась и вторая дверь, и я вошел в квартиру. Она была так же ярко освещена, как тогда.