– Вы хотите написать статью… – проговорила я без вопросительной интонации, удивившись слабости своего голоса.
– Нет! Что вы все заладили про статью? Я чисто по-человечески… Это ведь ужасно – осознавать, что ты лишил человека жизни. Это произошло совершенно непреднамеренно.
– Непреднамеренно… Наверняка превысили скорость…
– Что вы! Нет! Это вообще было невозможно, так как я как раз собирался переезжать переход. Для пешеходов горел красный свет. Понимаете, красный! Не зеленый! Я видел вашего… В общем, Германа Михайловича. Видел, что он хочет перейти дорогу. Он колебался, и я не прибавлял скорость. Я ждал, когда он наконец поймет, что переходить дорогу уже поздно. И тем не менее все равно готов был пропустить его, если он все же решится. Я тут же нажал на тормоз, как только он рванулся вперед!
– И все-таки вы его не пропустили…
– Да он не хотел быть пропущенным! Он хотел быть сбитым! Я теперь это очень хорошо понимаю! После происшествия я все время изводил себя вопросом, почему он выбрал именно мою машину? Почему в предновогодний вечер все это досталось именно мне, а не кому-то другому? За что? Мы ведь с ним успели посмотреть друг другу в глаза. Он должен был видеть, что я не желаю ему зла и даже не раздражаюсь тем, что он топчется на переходе. За что мне все это? Потом сообразил, что вопрос надо изменить в корне: не «за что?», а «почему?»! Ваш Герман видел, что я не тороплюсь, а потому ни за что не смогу сбить его насмерть. Возможно, как раз это и толкнуло его под колеса именно моей машины! Он просто хотел попасть в дорожно-транспортное происшествие, и я на своей медленно едущей «Волге» подходил для этих целей лучше всего!
– И все-таки вы сбили его насмерть… – сказала я, удивившись тому, как уже буднично прозвучало слово «насмерть».
– Нет! Все было не так! Я сбил его, но не насмерть! Моя машина просто слегка толкнула его, а он готов был падать! Он собирался это сделать! И все бы обошлось, если бы, падая, он не ударился головой о бордюр. Это видели люди… свидетели… Они сами об этом рассказали полиции. Я не виноват… То есть виноват, но не в его смерти!
– Но что конкретно вы хотите от меня?
– Я хочу наконец разобраться, в чем дело – слишком глубоко влез в эту историю. Да, я журналист! Привычка к журналистскому расследованию, возможно, уже стала второй натурой. Но я не собираюсь писать статью о том, как лишил человека жизни под Новый год, пусть и по несчастливому стечению обстоятельств.
– А что вы собираетесь делать? – не могла не спросить я. Я очень сожалела о Германе. Я раньше не могла даже предположить, что мне будет так плохо, если с ним случится какое-нибудь несчастье. Но в тот момент мне надо было отодвинуть мысли о Бусе на второй план. Я думала о другом: о том, как этот журналист вышел на меня?