Неприятельские войска были настолько близко к Москве, что проезд, даже на такое расстояние мог быть допущен лишь по особому разрешению. Мои поездки в Загорск продолжали быть регулярными, но каждая из них становилась чудом — чудом, которое совершал преподобный Сергий по молитвам батюшки.
К запрету по частным делам ездить по железной дороге присоединилась резкая физическая слабость, вызванная развивавшейся дистрофией. Когда меня в пятницу спрашивали: «Вы завтра едете в Загорск?» — это звучало, как насмешка. Это было совершенно невозможно.
А на следующий день начиналась борьба, которая происходила не во мне, не в моём сознании и воле, борьба между стихиями мира сего, которые бушевали в Москве, и благодатными силами, которые шли из Загорска. Я сама была почти пассивна, стараясь лишь чаще повторять молитвы, вспоминая слова батюшки: «Держитесь за ризу Христову!» Жизненно важное значение этих слов ощущалось в те трудные дни с особенной, недоступной нам в обыденной жизни остротой. Весь мир вокруг был как бы покрыт толстым слоем непроходимых льдов, и единственным ледоколом была молитва. Без неё нельзя было в буквальном смысле сделать ни шагу. Это стало совершенно очевидно.
Поездка в Загорск расчленялась на много этапов, и пока не был закончен один этап, я не решалась даже подумать о следующем. Достать все необходимое для Л. и детей, раздобыть какие‑нибудь справки и удостоверения, дойти до вокзала, перейти через кордон контролёров и милиционеров на вокзале и в поезде, доехать до Загорска (сколько раз приходилось выходить из вагона, если справка казалась милиционеру недостаточно убедительной, и идти несколько станций пешком, а затем пересаживаться на другой поезд); потом, выйдя на платформе, дойти до дома. Каждый из этапов имел свои почти непреодолимые трудности: иногда кругом была полная тьма и не было видно ни жилья, ни дороги, или всё было занесено снегом, и никак нельзя было догадаться, куда идти.
Но на каждом этапе приходила неожиданная и нечаянная помощь, и препятствия рушились одно за другим. Когда проезд был совсем закрыт и допускался лишь с разрешения коменданта города, я спросила батюшку: «Как я приеду в следующий раз?» — думая только о земном, как апостол Пётр в тот момент, когда Господь назвал его «маловерным». Батюшка ответил: «С Божией помощью!»
Сила батюшкиных слов заключалась в том, что они полностью согласовывались с жизнью и вся жизнь становилась постепенным раскрытием того смысла, носителем которого являлся он сам.
Во время войны батюшка не мог постоянно оставаться в одном месте, так как чаще проверяли состав населения и документы, и вынужден был время от времени уходить из дома и жить у других своих духовных детей.