Батюшка почти ничего уже не мог есть, да и, несмотря на все старания его духовных детей, не всегда находили то, что было нужно.
Ксения Ивановна (дивеевская монахиня) всё время ухаживала за батюшкой. Делала она это с такой исключительной мягкостью, терпением, предупредительностью и какой‑то особенной сосредоточенной деловитостью, которая свойственна только людям, прошедшим большую школу духовной жизни.
Однажды в день святителя Спиридона батюшка попросил П., сестру Кс. Ив., принести с базара свежей рыбы. П. предупредила батюшку, что достать свежую рыбу сейчас почти невозможно, на что батюшка уверенно ответил: «Не беспокойся, мать, тебе святитель Спиридон пошлёт».
Когда П. пришла на базар, она увидела небольшую группу женщин, окруживших старика–торговца. Старик принёс для продажи немного свежей рыбы. Заметив П., он отдал ей свою рыбу и скрылся в толпе, к удивлению и негодованию окружавших его женщин.
Вернувшись домой, П. рассказала об этом удивительном происшествии батюшке. Батюшка попросил её описать наружность старика. Вместе они убедились в том, что это был не кто иной, как святитель Спиридон.
Зима подходила к концу. Первые весенние зори загорались над Лаврой преподобного Сергия (двери которой были ещё закрыты), над полями и дорогами, по которым он сам ходил, молился и благословлял людей, — смиренный инок и собеседник ангелов.
Батюшка радовался за нас, что мы можем встретить раннюю весну в Загорске. Он говорил мне о том, что это время года необыкновенно прекрасно в этих местах. Какая‑то особенная благодать разлита в воздухе, напоминая об ином, высшем мире и умиротворяя, как песня жаворонка, в минуту душевной тревоги.
Приближались и дни «духовной весны» — Великого поста. В Прощёное воскресенье вечером, перед отъездом в Москву, я зашла к батюшке. Женщина, открывшая мне дверь, сказала: «Батюшку видеть нельзя, он очень слаб и никого не принимает». Мне пришлось уйти.
Я направилась к вокзалу, не понимая, что творится со мной. Мир вновь терял свою реальность, как в те дни, когда умирала мама. Но тогда Господь сжалился надо мной, после одиннадцати дней бессознательного состояния мама пришла в себя, и я могла видеть её и говорить с ней до последних минут её жизни. Неужели я батюшку больше не увижу? Не получу его последнего благословения? Как буду жить дальше? Этого не может быть! Я продолжала идти (я не могла поступить иначе), но в глубине души была безусловная уверенность в том, что Господь не допустит, чтобы я так уехала.
Я пришла на вокзал, подошла к кассе, взяла билет. Сейчас подойдёт поезд, и я должна буду уехать. Вдруг обнаружила у себя в кармане лекарство, которое привезла для батюшки и которое надо было непременно передать, так как оно могло облегчить его страдания. Я совсем забыла о нём. Что делать? Возвращаться к батюшке было нельзя. Я решила пойти к сестре Кс. Ив., Ирине, которая жила на одной улице с ними, и передать ей лекарство.