— Милый мой, я знаю, ты никогда не поймешь меня, и я не могу тебе объяснить всего, что было в моей жизни. И все-таки я решила твердо, мы с тобой должны расстаться. Я останусь одна. А теперь иди, Дик. Мне очень тяжело. Иди.
— Одумайся, Мэг. Если я уйду, то не вернусь больше. Я не привык, чтобы меня гнали. В моей жизни было достаточно унижений и боли. Неужели, Мэг, ты решила, что я сделан из камня?
Он был слишком возбужден, чтобы понимать ее, да и не хотел понимать. Он молчал. Она довольно долго просидела не шевелясь, потом нежно погладила его по лбу. Он отвел голову. Она посидела еще немного и встала.
— Прости, Дик. Я не желала тебе зла. Мне так же тяжело, как и тебе. А может быть, и больше. Но мне нечего сказать тебе больше. Иди. Все.
— Мэг! Я хочу остаться у тебя. Позволь мне остаться. Только на одну ночь.
Она покачала головой:
— Я не хочу, чтобы ты оставался.
— Почему не хочешь?
Стоит ли пытаться объяснить ему, да и можно ли объяснить?
— Тебе здесь больше нет места, — ответила Мэгги.
— Мое место здесь!
— Нет.
— Почему?
Мэгги молчала. Дик взглянул на нее и увидел в ее лице что-то застывшее и безумное, чего никогда раньше не было в этом лице. И вдруг ему стало ясно еще одно — и это было очень страшно: расстояние между креслами, в которых они сидели, было невелико, так, какой-нибудь метр, но это небольшое расстояние между креслом его и Мэгги было огромно, как мир.
— Ты больше не хочешь меня?
— Нет, — ответила она и, сама того не желая, добавила, — это не совсем так. То, что связывало нас, теперь разрушено. Мы рассыпались, как стеклянные бусы с разорвавшейся нитки.
Она встала, хотела сказать какую-то резкость, но тут увидела его тяжелое лицо: глаза горели на нем черными углями, белки почти не были видны. Она сдержалась.
Джоунс взял Мэгги за плечи, резко встряхнул ее.
— Мэг, Мэг! — повторял он, желая покончить с этим кошмаром. — Мэг!
Мэгги медленно высвободила плечо и подняла голову. Глаза у нее блестели, но Бог их знает, отчего они блестели, а рот был плотно сжат, и это, видимо, стоило ей немалых усилий.
— Что значит «все», что ты хочешь этим сказать? — резко спросил Дик.
— Все — значит все.
— Зачем?
Мэгги набрала в себя побольше воздуха и посмотрела в окно.
— Потому что я не хочу, — сказала она.
— Вот оно что, — сказал Дик, — стало быть, ветер переменился.
— Да, — мягко ответила Мэгги. — В какой-то степени переменился.
— А теперь позволь задать тебе еще один вопрос, — сказал Дик. Ты хотела бы что бы все было по-прежнему, ты хотела бы остаться со мной?
Мэгги задумчиво смотрела в сторону.