Дело в том, что, когда ты Фоню знаешь сто десять лет, а может, и больше, то глаз у тебя замылен. Ты этого кобеля видишь как облупленного, и его демоническая внешность вкупе с ангельскими глазюками на тебя не действует. А женский контингент при виде нашего Афанасия Макаровича обмирал и растекался. Кем этот паразит ни был – Александром, Андроном, Альбертом – в любой из жизней вокруг него вился рой трепетных нимф. Даже когда он однажды докатился до статуса электрика в ДЭЗе, обзавелся мощной плешью и стальными зубами, на него барышни вешались изо всех сил. А в горьком сорок шестом, на фоне тотального мужского дефицита, красавчик в капитанских погонах пользовался катастрофическим спросом. Каждую ночь пользовался. Фонька в Спутники не собирался, ему себя блюсти не требовалось.
Будь Тамара обычной мирской, ничего бы страшного и не произошло. Ну сводил бы ее Фоньчик на концерт Утесова, сам бы на гитаре что-то изобразил под рюмку-другую. Потом организовал бы первую и последнюю брачную ночь и с чувством выполненного супружеского долга растворился бы в дали следующего амура, не оставив после себя никаких деликатных проблем. (Афанасий кобелировал очень аккуратно.) Как бы это было славно и хорошо, но увы. Тамара была настоящей Сторожевой ведьмой с абсолютно мирским, да еще протравленным идеологией сознанием.
Той весной мне шестьдесят девять лет исполнилось. В таком возрасте порядочные барышни на первую линьку уходят. А у меня четвертая жизнь началась. Я только что стала Елизаветой Лындиной, молодой девицей, ничего хорошего от своей юности и смазливой морды не ждущей. Не хотелось ни праздновать, ни жить. Только работать – желательно на износ.
Камрады мои, однако, думали по-другому. В девятом часу вечера, когда у дневного отделения закончились лекции, а в дежурном гастрономе еще не закрылись двери, на нашей общажной кухне закипело, загрохотало, застучало ножами, запахло жареным, соленым и ароматным. Пришлось напяливать на себя фартук и радостную улыбку.
Девочки деликатно делали вид, что все в порядке: суетились и щебетали, гоняли из кухни наших же однокурсников – кого за горючим, а кого и просто к лешему…
– Петруха, уйди, кому говорят! Полный георгиевский кавалер, а – лапами в винегрет! Иди Фоньке помоги патефон настроить, нечего тут!
– Так, медамочки, у кого сковородка чугунная была? Ну кто замылил, сознавайтесь!
– Элен, ну что за свинство! Жаришь картошку – так мой за собой! А то, честное благородное, я тебя, Субботина, этой сковородкой отхожу!
– Так, девоньки, ша! Отойдите мне все тут, у меня в руках селедка!