– Хорошо, что ты есть. Это так правильно. Это очень… Не надо, пожалуйста! Не надо больше, я не могу, не хочу! Больно…
Сперва он отдернул руку. Потом спохватился: никакого «больно» сейчас не было и быть не могло, они просто сидели на случайной лавке, и за спинами у них была стена бывшего бомбоубежища. Обнимались, и только.
– Маленькая, что не так? – Отколоть приличный кусок от громоздкого «Турбина» ему так и не удалось, пришлось довольствоваться таким, донельзя банальным…
– Больно. Плохо. Не надо, пожалуйста, я не бу… Афанасий, что происходит? Это не я, не со мной, я это понима… ма… мама…
В темноте не разобрать, а спичечный коробок никак не находился. Афанасий сообразил, что происходит, не сразу.
– Я больше не буду! Ну пожалуйста, пожалуйста… Вла… Влади… Кириллович! Я никогда…
– Тихо! – Пришлось ее тряхнуть. Так, что зубы клацнули. Пощечина помогла бы больше, но у Афони рука не поднялась. – Тихо! Это не ты! Ты запрос словила.
– Не на-до!!! Я больше не… Кого? – Турбина помотала головой – тяжело, неуверенно. Так, словно ее среди ночи разбудили. Но задышала посвободнее, даже выпрямилась, чтобы отделить себя от чужой боли. – Объясни. Пожалуйста.
Он объяснил. Кратко, в четыре фразы, параллельно вслушиваясь в стены ближайшего дома. «Сигнал», он же «маяк»: перехваченные эмоции мирского. Запрос о помощи, адресованный Богу… Или всему миру. Молодой ведун или ведьма, особенно в юности, такие вещи иногда ловят. Тут он замолчал, засек источник. Потом выматерился. И сразу начал отстегивать часы, заворачивать рукава. Китель, к счастью, давно был наброшен Турбине на плечи. Четвертый этаж, квартира двадцать восемь, Овчинникову три звонка… Статья сто пятьдесят четыре «а»[13]. Мирское нарушение, которое по Контрибуции следует карать лишением благодеяний на срок от пяти до пятнадцати лет с одновременным введением пожизненной половой дисфункции… Убить гада мало!
– Сволочь, подонок, фашист… Фашист проклятый! – Турбина, кажется, всхлипнула. Но уже сама по себе, собственным, а не подростковым голосом.
– Работаем. Не отвлекаемся.
У студентки Колпаковой были хорошие способности при начисто отсутствующем опыте и неверии в свою сущность. Толку от нее – как от «лимонки» без запала. Максимум, могла заглянуть вместе с Фонькой в задернутое, словно затянутое светомаскировкой, окно. Значит, свидетелем потом пойдет, при рапорте. С этим-то Афанасий справится сам. Пусть и не так, как Контрибуцией предписано.
Гражданин Овчинников, занимавший целых две комнаты в двадцать восьмой квартире, в настоящий момент насильственно склонял к половому акту собственного пасынка. Второй месяц уже пользовался тем, что жена в ночную смену уходит. Соседям про такую пакость даже в голову не приходило думать, если что и слышали, так полагали, что приемный папаша пацана ремнем лупцует за все грехи…