– Что происходит, ты мне можешь объяснить? – спрашиваю я у длинных гудков в мобильнике. Темка не отвечает. Садится в собственную машину – бесправным пассажиром. Фонька там за рулем, Ростя охраной. Блондинка куда-то смылась. Машина тронулась.
Я ухожу с балкона, продолжая общаться с автоответчиком:
– Ну почему?! Ты ведь трилистник подписывал!
– Отставить панику! – отзывается моя комната очень знакомым голосом. Савва Севастьянович Панкратов смотрит на меня внимательно, продолжая при этом учесывать за ухом приволокшегося с кухни ко́та. Бейс вибрирует, как советский холодильник.
– Дусенька, нервы побереги, они тебе еще пригодятся сегодня. Кстати, яблочка дать?
Если я правильно понимаю, в ладони у Старого зажат ренет Симиренко.
– Вы как, вообще, в квартиру попали? Кто тут еще есть? – Я несусь по коридору, а вслед мне несется добродушное:
– Аня открыла. Она хороших людей через дверь давно чует. За ней сейчас приглядят, спокойно, мамаша!
Анька продолжает чаевничать в компании начитанного заводчика. При моем появлении Дима пробует сунуть в карман фляжку в старомодной кожаной оплетке. Хоть бы ребенка постеснялся!
– Не мешай, мы разговариваем. – Анька поправляет парик (уже зеленый в алые искорки) и снова смотрит гостю в рот: – Дядь Дим, а что там дальше-то было?
13–14 апреля 2009 года
Он ей говорит: «Сейчас! Подтяну струну…»
Берет табуретку, присаживаясь к окну.
В четырнадцать голос вырос быстрей него.
Звучит чуть комично, а в общем-то ничего.
Она не моргает, молча просит: «Еще!»
И слушает, ткнувшись носом в его плечо.
Он пьяно вздыхает: «Дал же Господь страну,
В которой все дураки – один к одному!
Уехать бы к чертовой бабке и хрен бы с ним!
В Торонто, Берлин или в этот… в Иерусалим.
Там небо другое, жизнь странная, но своя!»
Она удивляется молча: «А как же я?»
Он входит тихонько – чтоб счастье не расплескать.
Как в обморок падает – к ней, на ее кровать.
Она уже знает, что скажет он, – ну и пусть!
«Ты знаешь, смешная, а, кажется, я женюсь!»
Она не смешная, ей хочется умереть.
Но прямо сейчас неловко – он начал петь.
Он снова вернулся: «Черт бы побрал жену!
А также, наверно, гитару, судьбу, страну!
Начальницу-падлу! Невыплаченный кредит.
И строчку, которая крутится и болит…»
Потом прерывается, тянет к себе тетрадь
И пишет. Она уснула, чтоб не мешать.
Она постарела, хоть время ее щадит.
Но ждет и встречает. А он пришел не один:
«Скажи, на тебя похожа? Да не молчи!»
Разбуженный сверток шевелится и пищит,
Глядит на нее с опаской, не сводит глаз.
И кошка мурчит устало: «Все! Дождалась».
17.03.12
«Газель» с полудня стояла у подъезда, на самом солнцепеке. В салоне было душно, как в самолете, который давно вырулил на полосу, но все не взлетает. Выходя перекурить, Ростя отпускал одну и ту же немудреную шутку насчет того, что обратно он нагрянет внезапно, как муж из командировки. Девушки хмыкали – совершенно синхронно. Ростя предлагал принести холодной минералки. В ответ обязательно следовал отказ, но через полчаса история повторялась. Ростик строил плаксиво-клоунскую рожу и говорил с притворным отчаянием в голосе: