– Про такое вслух не скажешь. – Я отчаянно мотаю головой и хвостом.
– Ты на кого-то из своих думаешь… – Он не тушит сигарету, а прямо шею ей скручивает.
Давлюсь дымом. Потом сознаюсь:
– Я от них вешаться готова по пятнадцать раз на дню, но все равно, Фоньчик, они мои. Хоть паразиты, хоть кто. Это как про измену сказать, в лицо. Никакой жизни потом не будет, никакой семьи! – Вытираю щеку кончиком хвоста.
Он кивает. Как хороший учитель на экзамене. Продолжайте дальше, мадемуазель, все пока правильно излагаете.
– Фонька, мне по ночам страшно бывает иногда. Думаю, вот усну, а меня тем временем… Хорошо, что у меня комната своя, закрыться можно, даже дверь заговорить. Мне иногда страшно бывает, когда мы вдвоем. Так-то хорошо, интересно, и поговорить можем, и поржать. А потом как из душа ледяного страхом обдает, что сейчас накинется.
– Да брось ты, – откликается Фоня. – Твой мальчик ученичеством повязанный. У него рука на тебя не поднимется, реально. Это же азы заклятия, ну ты чего, Дусь?
– У кого «у него»? – Я вздрагиваю так, будто мне паук за шиворот упал. – Фонечка, родненький, ты не перегрелся? У меня не мальчик, у меня девочка. Или ты не про Аньку?
Вот теперь вздрагивает Фоня. Даже икает от изумления:
– Нет, конечно. Я про твоего красавца. Как его там, Артемон?
– Артем, – поправляю я. И слегка обижаюсь: – Фонь, так он мне муж законный, с чего ему меня убивать?
– Ну да, не с чего. Тебе про зимнее солнышко напомнить?
– Не надо, я пока не в маразме вроде. Фонь, мы с ним говорили про это сто раз. Там все просто в этом плане. Понимаешь, он нас своими признал – меня и Аньку. У него психология осталась. Волкодава в болонку не переделаешь. Если надо порвать – он порвет. Только не нас, а за нас. За меня и Аньку. Я ему верю, вот…
– Ну верь, кто тебе мешает…
От Фони разит ехидством сильнее, чем псиной, луком и табаком. А ведь мы с ним сегодня водки тяпнуть собирались. За прогулку под луной и все такое. Не срослось.
– А ты, значит, про Аньку думаешь? – так же спокойно отзывается мой старый дружбан.
Фоню морально-этическая сторона момента не колышет, он версии перебирает, как верующий – четки. Переставляет подозреваемых – как шахматы во время партии. Тасует варианты – как карты в колоде.
Я тоже умею видеть в окружающих бусинки, пешек, валетов, джокеров и прочих марьяжных королей. Но не в ситуации, когда пешка шуршит по вечерам за стенкой, а утром звякает в кухне, оставляя после себя полупустой стаканчик йогурта и забытую тетрадку по странному предмету «Окружающий мир». Я давно научилась перебирать, переставлять и тасовать. Но не в случае, если марьяжный король незаметно подсовывает мне в карман газовый баллончик и заваривает чай, зная, что я люблю с медом и лимоном, а с сахаром не очень люблю…