Подходя к «Червоной», он подумал о том, что перед сном необходимо выпить горячего чаю, иначе горло совсем сядет. И заставить себя чего-нибудь поесть.
Разделся в гардеробе гостиничного ресторана. Прошёл коридорчиком к туалету, заранее вынимая из кармана носовой платок. Обернул им захватанную ручку уборной, отворил дверь.
Потом тёр обмылком под струёй из рукомойника руки. Одновременно пытался, открыв рот, разглядеть в зеркале опухшие миндалины. Ничего не увидел. Рядом висело грязное полотенце. Кое-как обтёр руки тем же носовым платком и вышвырнул его в урну.
Зал ресторана был набит посетителями. У эстрадки с оркестром томно истекали в похоти новомодного танго разодетые парочки.
Его узнали. Пялились, пока старший официант отыскивал свободный столик подальше от танцующих, усаживал, подавал меню.
Только закурил, заказал салат «оливье», порцию масла, хлеб, попросил сразу принести два стакана чая покрепче, погорячее, как увидел — в дверях возникли администратор и Катаев с Олешей.
Издали махнул им рукой, мол, подходите, садитесь. Хотя разговаривать не было ни сил, ни желания.
Особенно неприятно сейчас было видеть администратора, этого пожилого, тёртого жизнью человека, который уже не первый год организовывал его выступления, ездил с ним по городам Союза.
И пока все трое заказывали салаты, водку, котлеты по-киевски, он опять вспомнил то, что весь день пытался вычеркнуть из памяти, отогнать от себя.
Вчера ночью в поезде, когда не спалось, когда, замученный преследующими чуть не всю жизнь мыслями о Лиле, вышел из купе, чтобы покурить в коридоре вагона, нахлынуло рвущее душу…
Почти год назад. Апрельское утро на набережной Ниццы. Шёл под пальмами с пляжа в отель. И вдруг увидел их — мать и девочку лет трёх, тянувшую за бечёвку игрушечную бабочку на колёсиках.
Словно толкнуло в сердце. Кинулся к ним.
— Твой беби, — сказала женщина по-английски и отвернулась. Рывком подхватил девочку, поднял, прижал к груди. Да! Его глаза, его плоть и кровь. Дочка!
Девочка испугалась, начала вырываться. Он заставил себя поставить её на тротуар рядом с игрушкой, вытащил из кармана брюк все деньги, какие были с собой, сунул мексиканке, с которой три года назад провёл несколько вечеров в Мехико-сити…
С тех пор эта встреча, эта девочка не шли у него из головы. Мать отказалась сказать, как ребёнка зовут, не дала ни адреса, ни телефона.
Пытался представить себе далёкую Мексику, как растёт там его девочка без отца… Думал о том, что ему уже тридцать шесть лет. Ни семьи, ни собственного угла. Кроме похожей на гроб каморки в Лубянском проезде. Кроме мамы с двумя сёстрами на Пресне. Которые ненавидят Лилю.