Мы перетащили сани, переправили колонну и устремились, пока не рассвело, к Днепровско-Бугскому каналу. Поскольку леса поблизости не было, штаб полагал, что двигаться по льду канала будет удобнее, чем по чистому полю: и быстрей, и неприметней.
На заре достигли канала. Разыскали спуски, очутились на льду, погнали коней, но те с рысцы быстро переходили на шаг: пристали...
Между тем облака исчезли, взошло солнце. Оно поднималось в высоком, по-зимнему голубоватом небе.
— Плохо, — подъехав к моим саням и поглядывая на небо, сказал Михаил Гора. — Как бы не появились самолеты...
— Если появятся — сани и людей под берег...
Над левым берегом канала нависали пласты слежавшегося снега. От них на лед падали широкие синие тени.
— Боюсь, что даром нам тот бункер не обойдется, — сказал Гора.
— Знаю, Михаил, поторопи людей.
Не прошло и получаса, как опасения Горы сбылись. Сначала мы услышали рокот мотора, затем увидели немецкий самолет, летевший на небольшой высоте.
Это был пресловутый корректировщик — «горбыль», хорошо знакомый по сорок первому и сорок второму годам. Машина малоскоростная, но надежно защищенная снизу броней и оттого весьма пакостная. Повиснет, бывало, такая керосинка над боевыми порядками пехоты
[229]
или над позициями артиллерии и висит, направляя огонь вражеских орудий и минометов...
— К берегу! К берегу! — закричали в колонне.
Большая часть колонны уже втянулась под защиту нависшего снега, когда «горбыль» вынырнул над каналом.
Вынырнул, сделал крен и пошел прямо на нас.
Заметил!
Терять было нечего.
— Огонь по фашистскому самолету! — крикнул я.
Повторять команду не пришлось. Били из карабинов и автоматов, из ручных и станковых пулеметов, приладив их на спины тех, кто поздоровее.
И «горбыль» отвернул.
Покрутился, покрутился, попытался еще раз приблизиться, получил свою порцию свинца и ушел.
Но все-таки гитлеровцы нас обнаружили. Впервые за всю дорогу, но обнаружили.
— Теперь все равно, — сказал я Горе. — Командуй выходить на поле и как можно скорее к ближнему лесу. Давай!
Как мы выбирались на крутые берега канала — вспоминать не хочется. Как гнали измученных коней, не щадя голосов и кнутов, к далекому лесу — писать тошно.
Но до леса добрались, избежав бомбежки, которой боялись особенно сильно все из-за того же радиоузла.
В лесу, пропетляв несколько километров, отдохнули. А еще через день лесные дороги вывели на луга, за которыми виднелись тесовые, соломенные и черепичные крыши Сварыни.
Над крышами вились тихие дымки.
Петя Истратов, щуря покрасневшие глаза, вздохнул:
— Сейчас бы на печь — и поспать! Ох, и спать буду, товарищ командир!