Грузовик прошел мимо, не снижая скорости.
Все! Не заметили!
Почва на луговине чавкала, словно стонала.
И вот — кусты, обрубки деревьев, пни, редкие, кривые березки.
Про такой лес поляки говорят: «Прошу пана, тут нема лясу, тут едни кшаки...»
То есть тут нет лесу — одни пни.
Но мы были рады и этим пням, этим редким кривым березкам.
Люди ложились под ними кто где успел.
Как-то само собой получилось (привычка брала свое!), что технику все же притащили в самую середину лесочка, а пулеметы выдвинули в сторону шоссе.
Я отдал команду без приказа не стрелять, открывать огонь в самом крайнем случае, если противник пойдет на лесок. Сейчас — не курить, не ходить. Можно только поесть. А спать — по очереди.
Опустился на влажную землю, припал к ней горячим лицом, закрыл глаза.
Все. Проскочили.
В шестом часу вечера солнце повисло над горизонтом красным кругом, вытянулись, сливаясь, синие тени редких кустов и деревьев, запахло сыростью.
[252]
Движение немецких автомашин по шоссе стало редким.
Шесть часов — партизанское время!
В лесочке протекал ручей. Мы умылись, напились. По команде отряд стянулся к западной опушке. За опушкой бугрилась бурая пахота, а за ней колебались мирные синие дымки, тянулась по взгорбку деревня.
Я нашел на карте ее название — Сухава.
До Сухавы напрямик метров пятьсот — шестьсот, пустяк, но свободна деревня или занята немцами?
На разведку отправились Володя Моисеенко, наш врач Виктор Лекомцев, знавший польский язык, и пятеро разведчиков.
Мы внимательно следили за удалявшимися товарищами. Володя имел приказ: в случае обнаружения противником немедленно отходить. Отряд был готов прикрыть разведчиков огнем.
Моисеенко и Лекомцев одолели половину расстояния до Сухавы, когда слева, со стороны Владавы, показались две женщины в белых платочках.
Невидимой нам тропкой они тоже шли в деревню.
Разведчики свернули с пути, направились к женщинам, остановились, о чем-то поговорили с ними. Через несколько минут женщины заспешили к Сухаве, а Моисеенко и его группа остались там, где стояли.
На околице женщины кого-то окликнули, одна сняла платок, обернулась к разведчикам, помахала...
Моисеенко, Лекомцев и четверо бойцов двинулись к Сухаве, а один разведчик побежал к отряду.
Все стало ясно...
Пока мы добрались до деревни, Володя уже разыскал местного солтыса — пожилого мужчину с растерянными глазами.
Виктор Лекомцев перевел солтысу мои слова:
— Советских партизан надо накормить горячей пищей.
— Добже, добже, — кивал солтыс.
— Пока готовится еда — запрячь в брички всех коней, какие есть в деревне, и выстроить брички на улице.