— Похоже, начальство едет, вон легковая. Небось сам командующий, — сказал кто-то.
А легковая машина уже проскочила мимо. И они увидели в машине немецкого генерала. Это было настолько неожиданно, что на какие-то несколько секунд они растерялись.
Но эти несколько секунд оказались роковыми — машина скрылась за поворотом. Они открыли огонь, перебили почти всю охрану, но генерала все-таки упустили.
Потом Брызгалин костерил их на чем свет стоит.
— За всю войну такая удача только один раз может быть. Чтобы вот так, в пятидесяти метрах, немецкий генерал был. И вы его пролопушили!
Разведчики смущенно переминались с ноги на ногу, оправдывались:
— Кто же знал? Мы думали, что дорога наша.
— Индюк тоже думал, да сдох. Такую возможность упустить! Я бы сейчас этого генерала как на блюдечке командованию преподнес.
А командованию опять позарез нужен был хоть какой-нибудь «язык».
В следующую ночь они взяли унтер-офицера. Но пока тащили через передний край, он умер. Думали, просто потерял сознание, еще очухается, и отнесли в медсанбат. Но врач сказал, что немец умер от разрыва сердца.
И опять Брызгалин костерил их, а они оправдывались:
— Кто же знал, что он такой квелый? С виду-то вон какой бугай.
— Похожа свинья на быка, только шерсть не така.
Потом еще дважды ходили за новым «языком» и оба раза неудачно. Один раз их «застукали» еще на ничейной полосе и часа четыре прижимали к земле из пулеметов, пока не вмешалась наша артиллерия. Другой раз, уже в тылу, напоролись на засаду, еле унесли ноги.
Как раз в это время и вернулся из санбата Вениамин Овчинников. Брызгалин обрадовался: то, что не удается другим, Овчинникову под силу. Он хорошо знает немецкий язык, ему ходить по тылам легче. Не раз переодевался в немецкую форму…
Но Вениамин еще не совсем оправился. Он и из санбата-то удрал тайком. Как его пошлешь? Брызгалин решил посоветоваться с Картошкиным.
— Понимаешь, приказать я ему сейчас не могу. Вот если бы он сам вызвался…
— Я поговорю, — пообещал Картошкин.
— На сознание давить будешь? А то он без этого несознательный? Нет, ты тут не годишься. Давить на него не надо.
— А что же надо?
— Чтобы он сам на меня давил — вот что.
— Может, орден пообещать?
— Их у него и так полна грудь.
— А что, если отпуск? — опять предложил Картошкин. — Другие хоть по ранению дома бывали, а он каждый раз убегает от медицины. А домой, я знаю, ему во как надо. — Картошкин для убедительности чиркнул ладонью по горлу.
— Это идея! — обрадовался Брызгалин. — И родных повидает, а заодно и долечится. Ему в санбате-то по всем правилам надо бы еще пару недель поваляться.