— Уверен, что так. Но мы оба понимаем, что я веду речь не о маршах. Под безопасным местом я подразумеваю тот мир, где мы родились. Вечно плаваем в пределах своего пруда. Социально, интеллектуально…
— Морис…
— Роуэн, поговорим о равенстве потом, так как ты утверждаешь, что хочешь равенства. А теперь нам нужно подождать здесь омнибус.
— Что-что? Я же говорила тебе, — нужно было вызвать такси.
— Нет. Сегодня мы выберемся из твоего пруда. Я устраиваю эту поездку для нас обоих.
В Белгравию они вернулись, когда уже стемнело. Роуэн пребывала в глубокой задумчивости. Она видела много такого, что вызывало у нее беспокойство. Но больше всего ее беспокоили собственные чувства.
— Зайдешь в…
— Нет. Ты устала от плавания в чужом пруду. Этого пруда, хоть он и обсуждался на ваших собраниях и диспутах, ты не могла себе верно представить. Нам кажется, что мы понимаем бедность по описанию. И лишь столкнувшись с ней вплотную, осознаем, что такое неравенство.
— Но что я могу сделать?
— Роуэн, носить власяницу не нужно. Но может быть, возможности представятся сами. Нужно только однажды задать себе вопрос: «Чем я могу быть полезна?» Доброй ночи, моя дорогая.
Морис слегка поклонился и оставил Роуэн в вестибюле ее великолепного дома.
Он ездил с ней в лондонский Ист-Энд. Сперва на шумные рынки, которые вызывали у нее трепет, хотя она отворачивалась от некоторых уличных мальчишек, потом в глубины самых бедных районов Лондона. И его всегда кто-то узнавал.
— Добрый вечер, док, значит, все в порядке?
— Да, отлично. Как малыш?
— Поправляется, док. Спасибо.
Роуэн не спрашивала о взаимоотношениях с людьми, которые так запросто приветствовали его. Разумеется, Морис был врачом, но после окончания медицинского факультета в Кингз-колледже в Лондоне он учился в Эдинбургском университете на отделении судебной медицины. Роуэн казалось, что он больше не занимается врачебной деятельностью. По крайней мере с живыми.
— Отвечаю на вопрос, который написан у тебя на лице: раз или два в неделю я посещаю женщин и детей в маленькой клинике. Бедняки постоянно нуждаются в помощи, во… всем. И, разумеется, прием родов и забота о больных детях для меня живительное разнообразие.
Роуэн позвонила в гостиную. Войдя в дом, она отослала Картера, дворецкого, но теперь ей страстно захотелось согреться изнутри.
Чем я могу быть полезна? Что я могу сделать? Что будет разумно? Что скажет Джулиан? Ну, думать об этом ей не приходилось. Если Морис бросал ей вызов, то Джулиан был твердой опорой.
— Да, ваша светлость?
— Картер, мне хочется горячего супа — какого-нибудь простого, без выдумок. И, пожалуйста, шерри.