Много ведь не потребуют… просто отвернуться.
Он и отворачивался, не желая видеть каменные лица, которые вырастали на стенах пещеры, как волдыри на обожженной терракотовой шкуре. И волдырями же лопались, выплескивая смесь гноя и кремния. Осколки били прицельно, по губам, по глазам.
— Узнаешь? — его мучитель сидел в кресле, и во?роны привычно хранили его покой. — Ты узнаешь этих людей?
Сегодня Варг был особенно бледен. Его косы слились с плащом, а по шерсти соболей скакали крохотные молнии статических разрядов.
— Узнаешь?!
Очередное лицо набухало на выступе. Пробивался из камня нос, тянул за собой узкие щеки и массивные надбровные дуги. Последним выбрался скошенный подбородок со старым шрамом.
— Уссснаешь? — спросили губы, с трудом проталкивая слова. И следом за ними — рвоту.
Его и в человечьем обличье рвало, долго, мучительно, насухую. И в самом конце — кровью.
— Зачем ты их показываешь? — Вершинин сумел посмотреть в глаза мертвецу и только тогда понял — мертвец слеп. Веки его прочно сшиты суровой ниткой.
— Затем, что хочу тебя понять. Ты убил этого человека. Ты убил и остальных.
— Я не сумел помочь.
— Убил, — Варг взмахнул рукой, останавливая движение камня.
— Нет!
— Морозова Анна. Пятнадцать лет. Ожог четвертой степени.
— Сепсис… мы не справились.
— Ты не справился, Борис Никодимович. Ты. Алтуфьев Геннадий, пятьдесят четыре года.
— Инфаркт миокарда…
— Он ведь жаловался на боли в груди. Или вот Сигизмундова Татьяна и ее ребенок.
— Родился мертвым.
— Пересмешкин Антон. Трушина Валентина. Заславский Игорь…
Он говорил и говорил, втыкая имена, как иглы. Несправедливо! Люди умирают! У всех умирают. У хирургов чаще, чем у других…
— И это твое оправдание? — поинтересовался Варг.
— Я не оправдываюсь! Я многих спас… многих… больше, чем… судьба.
Вершинин заставил себя заткнуться. Не следовало злить Варга? Пусть так, но теперь и Вершинин был зол. Не за себя, а за людей, которые ушли и теперь вернулись, упрекая его в бездействии. Но это не они — иллюзия, взятая из Вершининской памяти. Разве такое возможно?
— Возможно, — заверил Варг. — Ты и представить себе не можешь, сколько всего возможно.
— Кто ты?
— Варг.
— Это имя?
— Это преступник. Тот, кто совершил нечто, не имеющее прощения. Ему не откупиться вирой, хоть бы он принес все золото цвергов. Ему не защитить честь в круге хольмганга, потому что никто не пустит его в этот круг. Варг — волк, которого гонят. И тот, кто добудет волчью шкуру, станет славен. Знаешь, сколько их было? Тех, кому не давала покоя моя шкура?
— Много.
— Чуть больше, чем убитых тобой, — Варг оскалился, и вор́оны над его креслом обменялись взглядами. — Варг — клятвоотступник. Варг — бьющий в спину. Варг… повешенный. Но и сам Всеотец висел на древе мира, а после вешал многих во славу свою.