— Ты сегодня разговорчив.
Закатав рукава, Ульдра вытащила из огня котелок и поставила его на ладонь. Она шла вдоль стола и наполняла костяные миски душистым варевом. Запах от него шел одуряющий. Будь варево чуточку менее горячим — Алекс пил бы прямо из миски. Бьорн и пил, поднимая посудину обеими руками. Глотал шумно и после каждого глотка отфыркивался.
Аллочка не потерпела бы за столом подобного поведения. Вечно она на отца ворчала. И на Алекса тоже. И вообще обеды заканчивались или отцовским криком, или Аллочкиными слезами. Или молчанием, которое хуже всего было.
А здесь все иначе.
Разве сложно было сделать, чтобы вот как здесь?
— Кушай, — пальцы Ульдры коснулись макушки, и ком в груди растаял.
Нету тут ни Аллочки, ни отца, только Ульдра, Бьорн, пальцами подбирающий с тарелки куски рыбы, и Джек с Крышкиной.
— А Советница где? — спросил Алекс.
— Ушла.
— Куда?
Ульдра отвернулась и сказала быстро, как будто опасалась, что Алекс и дальше будет спрашивать:
— Вы еще встретитесь. Тогда и спросишь.
Только вряд ли Алексу ответят. Ну да он привык. Отец никогда не отвечал, он вообще слишком занят для вопросов. Аллочку же спрашивать бесполезно. У нее в голове — лапша глянцевая со шпинатом, кондиционерами и одеялами из ягнячьей шерсти.
— Алекс много думает. Алекс пусть лучше ест. Все едят.
Крышкина вот кушает аккуратно. Она долго дует на каждую ложку, потом складывает губы трубочкой и втягивает суп. Как это у нее получается без хлюпанья? А Джек локти на стол поставил, сгорбился весь, миску закрывая, и работает ложкой быстро. Боится, что заберут?
На столе тем временем возникло блюдо с печеной рыбой.
— Море дичится, — Бьорн потер щеку, оставляя на коже жирный след. — Бьорн до Соленого зуба дошел. И назад. Совсем дичится. Но Бьорн косатку видел. Бьорн завтра возьмет свои копья и пойдет на косатку. Бьорну надоело мелочь ловить.
Он указал на рыбин, каждая из которых была с Алексову руку длиной.
— Косатку? — Джек, ухватив рыбину, вытянул в свою миску. Он пальцами разодрал тонкую кожу и принялся растирать крохкое мясо. Кости рыбьи он выкладывал на стол, а пальцы постоянно облизывал.
— Ага.
— Бьорн — хороший ловец, — сказала Ульдра, выставляя костяные чаши с белым напитком. Молоко? От прошлого молока Алекса вырубило, небось, подсыпали чего-то. Но он не в обиде.
Как можно на Ульдру обижаться?
— Никак, — Бьорн подмигнул и, наклонившись, прошептал: — Алекс громко думает. Бьорн слышит. А случилось все так. В начале времен не было ничего, ни неба, ни земли, ни какого иного мира. А была чёрная бездна. Называлась она Гинунгагап. К северу от неё лежал Ниффльхейм, а к югу — Муспелльхейм. Но однажды в Ниффльхейме раскололся камень, и с ним треснула жила Хвергельмира, горячего ключа, и родила двенадцать потоков. Двенадцать это больше, чем вот…