Внизу все стихло. На стене уютно стучали ходики. За окном совсем стемнело. Ирина зажгла свет и принялась вышагивать по комнате — три шага вперед, разворот, три назад. Надо бы, наверное, поспать, чтобы завтра была свежая голова и хорошая реакция. Но спать не хотелось. Она услышала, как хлопнула входная дверь. Снова тишина. А потом — потом заскрипели ступени. Кто-то, тяжело и осторожно, шел вверх по лестнице.
* * *
R.
Жизнь пошла совсем другая. Учеба осталась, но скорее по привычке, по нежеланию не учиться. Олег приезжал в Москву как обычно, примерно раз в месяц, дня на три — на четыре. Иногда он был при деньгах. Иногда эти деньги были такими большими, какие Ирине даже и не снились. Тогда на три дня Москва превращалась в совершенно иной город — город, в котором никто не ходит пешком и не ездит на метро и трамваях. Город, в котором утка по-пекински в одноименном ресторане есть не экзотическое блюдо, а просто-напросто возможность хорошо поужинать. Город, в котором за последние год-два появилась куча незнакомых мест — то есть незнакомых Ирине, Олег же чувствовал себя в каждом из них как дома, и везде у него водились знакомые, и со всеми он был на «ты», и еда была вкусной, а напитки — сногсшибательными, а время летело так, что только уши закладывало и мелькали картинки в глазах.
Иногда денег у него не было совсем, он приезжал больной и смертельно усталый, и ему не нужно было ничего, кроме как пару дней отлежаться, никуда не выходя из дому. В такие дни Ирина любила его, может быть, даже сильнее, чем в дни беспрестанного праздника. Она укутывала его одеялом, сама ложилась на ночь спать на запасном матрасе, на полу, чтобы он отдохнул. Она бегала по магазинам и спускала всю свою стипендию до последней копейки, чтобы купить чего-нибудь вкусненького, а потом выпрашивала у Ван Янчжена, обаятельного китайца из четыреста третьей каких-то странных китайских приправ, при помощи которых из самого завалящего дерьма можно было сделать чернослив с коньяком в шоколаде. Ван Янчжен поправлял очки, Ван Янчжен приподнимал в улыбке верхнюю губу, обнажая крупные и ровные, как у лошади, зубы, испрашивал:
— Что будем готовить?
— Капусту будем, — отвечала Ирина.
— Варить, тушить, жарить? — все тем же ровно улыбчивым тоном задавал свой следующий вопрос Ван Янчжен.
— Тушить.
Ван Янчжен открывал деревянный, на две глубокие полочки, шкафчик, во всю глубину уставленный бесчисленными баночками, скляночками, жестяночками и пакетиками, брал одну, другую, третью емкость, потом, подумав, брал четвертую.
— Под мясо, под рыбу? — спрашивал из вполоборота.