— А это далеко?
— Верстах в шести, если по дороге. У нее там свой домик, ну и все прочее… Так вот, приходи туда.
— В дом твоей тетки?
— Зачем в дом. Встретимся где-нибудь поодаль. К тетке я только на минутку заскочу. Оставлю ее с Аграфеной. Они могут часами судачить. А я — к тебе.
— Где же мне ждать тебя? И вообще, как туда добраться?
— Ну, это проще простого. Дойдешь по дороге до первого перекрестка и свернешь к реке. Там, по-над берегом, и увидишь эту усадебку. А от нее подашься сразу вправо, обогнешь небольшой осинничек, поросший хмелем, и увидишь плакучую иву.
— Сразу за осинником?
— Да, ее нельзя не заметить. Огромная такая! Стоит одна-одинешенька. И ветви сплошным шатром чуть не до земли. Ни дать ни взять — клушка с цыплятами! Вот под этой ивой и будешь меня ждать. Согласен?
— Ты еще спрашиваешь! Да я… — он попытался ее обнять. Анастасия мягко, но решительно отвела его руки в стороны:
— Нет-нет! Так мы никогда не расстанемся. До завтра, Митюша.
— До завтра… А этот граф уехал от вас?
— Уехал, чтоб ему голову сломить! Да, право, незачем и говорить об этом ничтожестве. Он того не стоит.
— Аграфена сказывала…
— Аграфена тоже горазда иной раз лишнего сболтнуть. Ну да Бог с ними со всеми! Главное, что мы снова будем завтра вместе.
— А если как вчера… — робко напомнил Дмитрий.
— Никаких если! Вот тебе моя порука, — она закрыла ему рот быстрым поцелуем и стремительно, как тень, скрылась в проеме стены.
Солнце едва успело подсушить росу на траве, когда Дмитрий, дойдя до названного Анастасией перекрестка, свернул с дороги и, спустившись к реке, увидел небольшой господский домик, обнесенный живой изгородью из шиповника и барбариса.
Кругом не было ни души. Из домика не доносилось ни звука. Лишь в густых зарослях осинника, действительно увешанного космами цветущего хмеля, стрекотала стайка сорок да время от времени раздавался всплеск воды в реке, где играла непуганая рыба.
«Теперь надо пройти чуть вправо», — вспомнил Дмитрий.
Он сошел на бечевник, обогнул осинник и сразу увидел большую красавицу иву, о которой говорила Анастасия. Она высилась на небольшом береговом уступе и в самом деле напоминала курицу-наседку, приспустившую на землю свои ветви-крылья.
Дмитрий обошел ее со всех сторон и, выбрав площадку поровнее, прилег в густую, мягкую траву. В небе над ним плыли причудливые громады облаков, прямо под ухом трещали невидимые в траве кузнечики, а услужливая память снова и снова возвращала к тому, что было прошлой ночью, и грудь сжималась от радости и боли. Да, и боли, потому что он не мог не сознавать, что все это может привести к большой беде, сколько бы Анастасия ни старалась убедить его в обратном. Однако чувства не всегда подвластны доводам рассудка, и все существо его жаждало только одного — снова увидеть свою ненаглядную, услышать ее голос, взглянуть в ее глаза, ощутить запах ее тела, поэтому единственное, что тревожило его теперь, это боязнь, что ей снова не удастся уйти из дома.