Перебравшись по коньку крыши к главному зданию церкви, он спустился на три метра по покатому склону скользкой жести и оказался возле продольного узкого окна. Поддев штакетник ножом, он снял рейки и вынул стекло, после чего просунул в окно руку и отдернул шпингалет вверх. Забравшись вовнутрь, ночной визитер поставил стекло на место и прикрыл окно.
Узкая каменная лестница короткими маршами поднималась вверх, описывая четырехгранный свод, ведущий к куполу. Поднявшись на три марша, Мочкин нырнул в полукруглую нишу и уперся в деревянную дверь с коваными петлями. Амбарный навесной замок не представлял собой сложного препятствия, и незваный гость быстро с ним справился. Дверь открылась тихо, без скрипа, и он проник внутрь.
Это был тот самый бельэтаж, которым он любовался во время вечерней службы. В церкви стояла тишина. Три свечи на люстре, пара канделябров и слабый, тлеющий свет лампад не могли справиться с темнотой огромного зала.
Мочкин присел на корточки и принялся разбирать рюкзак. Детали арбалета он складывал на пол, а затем скручивал их по порядку, пока из непонятных железок не получилось смертоносное элегантное оружие. На тупой конец стрелы, заправленной в наводящей желоб, был прицеплен карабин с двадцатиметровой струной. Второй конец стальной проволоки он перекинул через балюстраду и прикрепил к кованой ручке двери.
Мочкин взял арбалет, откинул приклад и, прижав оружие к плечу, прильнул правым глазом к трубке оптического прицела. Он действовал точно по инструкции и навел стрелу на противоположную стену, где тихо стоял выписанный в полный рост Николай Угодник с Евангелием в руках. Мочкин прицелился в безымянный палец яркой фрески и нажал спуск. Пружина сработала, и грозная металлическая стрела молнией вылетела из своего гнезда. Она пролетела между главным стержнем люстры и нижним рожком подсвечника и, не доЛетев до стены нескольких сантиметров, зависла в воздухе, сдерживаемая стальной струной, будто щитом святого, не желавшего терпеть богохульства. На долю секунды грозный наконечник застыл в воздухе, и четырехгранное острие стрелы полетело вниз. Повиснув на нижнем рожке, струна не позволяла упасть стреле на мраморный пол и замерла, как застывший маятник, в пяти метрах от пюпитра, на котором стоял золоченый фолиант Библии.
Мочкин замер и какое-то время прислушивался к тишине. В какую-то секунду ему показалось, будто грозные лики святых смотрят на него с ненавистью. Яркие краски фресок потемнели, а рисованные глаза ожили. «Мистика!» – подумал он. Но Мочкин ни во что не верил – ни в Бога, ни в черта. Он верил в случай и удачу.