— Ты вовсе не глупо ведешь себя. Ты волшебница, — сказал он. — По крайней мере я так думаю.
Услышав эти слова, я внезапно перестала плакать и начала смеяться, потому что Робин был таким молодым, таким искренним и таким… патетическим. Я же была просто какой-то неврастеничкой, влюбленной в мужчину, который с точки зрения моральных норм был «неправильным», но который был единственно правильным для меня.
Чтобы как-то утешить бедного Робина, мне пришлось объяснить ему кое-что. Я сказала, что люблю мужчину, с которым рассталась, и поэтому очень несчастна. Мой новый знакомый повел себя в этой ситуации как настоящий джентльмен. Он больше не пытался поцеловать меня, за что я была очень благодарна ему. Я взяла его за руку, и мы вместе направились к дому Кетлин.
Кетлин спросила, понравился ли мне вечер и Робин Чалмер. «Да», — ответила я с энтузиазмом и поскорее пошла ложиться в кровать, чтобы мне не пришлось рассказывать обо всем в подробностях. Моя подруга так заботилась обо мне, что я просто не могла ее разочаровать.
Но, оказавшись в кровати, я подложила руки под голову и стала смотреть в окно, в черном проеме которого висела полная майская луна. Тихо плескались волны, а я все думала и думала о Ричарде, о том, что без него мне придется как-то жить.
Старая поговорка гласит, что время — лучший лекарь. Что ж, нельзя с этим не согласиться. Десять дней на побережье в Брайтоне пошли мне на пользу, приятная компания Кетлин и ее малышки очень помогла мне. В Лондон я вернулась уже в более или менее сносной физической форме. Но мой мозг по-прежнему был болен. Болен мыслями о Ричарде.
Диксон-Роды явили собой беспрецедентный пример доброты. Думаю, старушка Китс прекрасно понимала, в чем состоит моя тайная болезнь. Разумеется, она не могла с точностью своего мужа поставить мне диагноз, но что в деле был замешан мужчина, сомнений у нее, похоже, не возникало. Как-то раз, когда я печатала письма, она подошла сзади и обняла меня за плечи:
— Как поживает сегодня моя девочка?
Я радостно ей улыбнулась. Эту улыбку я теперь надевала и снимала, как часы.
— О, все в порядке, спасибо.
— Сегодня чудесное утро, — пропела Китс. — Как тебе моя новая шляпка?
Это было нечто невообразимое — огромный круг, увешанный большим количеством искусственных фруктов и цветов. Лицо Китс было красным и уже несколько измученным, хотя день только начинался. Вероятно, все это было из-за необыкновенно душной и жаркой погоды, которая установилась в городе в последние дни. На ней было надето бело-черное шелковое платье, которое доходило ей почти до щиколоток. В нем она напоминала персонажа эдвардианской поры. Пенсне восседало на своем неизменном месте — на кончике носа. Ее маленькие умные глазки дружелюбно рассматривали меня сквозь стекла.