А на том втором холме уже ярко разгорелись костры и строились мунгалы, и полетели вниз стрелы, тонко свистя в звонком зимнем воздухе, да глухо впиваясь в людей. Это были нестройные выстрелы, но стало ясно что сейчас упорядочатся стрелки и тогда рязанцев начнут избивать залпами… Поняли это и князья. Спели звонкие трубы на отход, и дружинники княжьи тотчас слажено поворотили коней, стали отходить, оттягиваясь к первой взятой вершине, и глядя на них потянулись назад ополченцы; кто посметливей отходил и не ждал, а непонятливых и увлекшихся погоней образумили летящие с темного неба стрелы. Закрывшись щитами русские отползли на взятый холм.
А стянувшись на холм, уцелевшие князья стали держать совет, – что делать дальше? Ударили хорошо, крепко запомнят мунгалы русские гостинцы. Дорого заплатили поганые за вероломное оскорбление!.. Да слишком много диких. Скоро оправятся они от нежданной атаки, подтянут силы, и… И что делать будем, братие и дружина? Примем бой здесь, или же отступим, пока возможность есть? Решили уцелевшие князья и нарочитые бояре, что за честь свою русичи Батыю ответили, здесь что могли, сделали. А теперь, надо отходить. За спиной Рязань с женами, пока живы ратники, – им надежда есть. Может, другие князья узнав про набег рязанский все же пошлют свои полки, и тогда вместе отразим поганых. Только вот как отходить? Большая часть войска пешая. Догонят мунгалы, насядут, – конец поредевшему войску. Время бы нужно выгадать.
…Утро. Сидит на санях-розвальнях молодой воин по имени Межислав. Круг его воспоминаний почти замкнулся.
Окидывает Межислав взглядом округу. Красива поутру земля… Просветлел под зарей лежащий вдалеке слева, по краю мелкий редкий лесок. Сейчас там твердь, а в теплое-то время там топко, рясь лежит… Сани-розвальни, на которые присел Межислав на холме стоят. Напротив же – другой холм. И на том другом, – будто черная плешь его проела, – виден стан поганых татров да мунгал. А между холмами, по склонам и в низине, утомясь тяжкой встречей, прилегли на вечный отдых воины. Лежат вповалку и незванные степняки и русичи из рязанского полка. Лежат русичи, снег собой испестрили, раскинулись вольно, щедро кровь алую по земле течь распустили. Лежат рязанцы: и смерды, и горожане, и бояре из княжьих дружин. Все уровнялись во смертном часе, полегли, общую чашу испив. И если что и радует Межислава, когда он меж двух холмов кидает взгляд, так то, что мунгалов-находчиков лежит здесь многим больше.
А русичи и после смерти не выпускают из рук копий и топоров, сжимают крепко, с лиц напряженье ратное даже упокоительница-смерть стереть не смогла. Все потому, что сколько не положили здесь мунгалов, да только живых тех все одно осталось больше; как саранчи-прузи без счета. Вот и лежат рязанцы неуспокоены, чуют, хоть и испили мести, хоть сделали все что можно требовать от воина при защите родной земли, – саму жизнь отдали – да не остановили ворога. Вот и порошит сверху снег, старается застелить искаженные лица, укрыть покрасивее страшные раны, белым ласковым саваном полегших русичей обернуть. Не лежать русским в справных домовинах. Некому по обряду наладить их в последний путь. Но уже приспели сноровистые похоронщики: – граят по полю черные вороны, серые волки рыщут, хвостами по воздуху заправляя…