— Зачем?
— Понимаешь, это все из-за системы. Падма любит говорить, что ОУ — самая крупная из сетевых организаций в мире. Считается, что члены общества должны помогать друг другу. Людей определяют в хорошие учебные заведения, парней снабжают красивыми подружками. Но потом за все это приходится расплачиваться.
— Но что тут такого? — пожала плечами Хейвен. — Мне кажется, это нормально.
— Ясное дело. Сначала всем кажется, что все просто офигенно. Но некоторым не так уж просто отдавать долги обществу. Например, таким, как Йейн, которые не умеют торговать. Но у Йейна, по крайней мере, есть деньги. Он себе местечко наверху может купить. А большинству членов общества приходится из кожи вон лезть, чтобы держать свои счета хоть более или менее в плюсе. Одни торгуют дурью, другие — еще чем-то. Ну ты меня понимаешь. Ну а когда ты долго не возвращаешь долг, появляются «серые люди».
Из-под краешка поросшего плесенью резинового коврика выглядывал краешек страницы журнала. Носком туфли Хейвен отодвинула коврик в сторону. Под ним лежал музыкальный журнал с фотографией Джереми Джонса на обложке.
— С Джереми случилось это самое? — спросила она. — Его забрали «серые люди»?
— Нет, долги Джереми были выплачены давным-давно. Ему просто было нужно сыграть на вечеринке в честь сорокалетия кого-то из боссов, и тогда бы его рейтинг в обществе здорово поднялся. Они же очки считают, понимаешь? Прибавляют, вычитают. А Джереми уже ничего не хотел. Он считал, что вся система тошнотворна. А у меня на счету дела фиговые. Вот почему «серые» за мной охотятся. Мне нужно было продать хоть несколько картин вчера, но охотников не было. А за какие-то жалкие очки я не стану спать с мерзким старпером.
— Но почему бы тебе просто не уехать?
— Из ОУ не уходят, не увольняются. — Движения Марты стали суетливыми. — Слушай, Хейвен. Может, мы о чем-нибудь другом поговорим, а?
— А можно поговорить о твоих видениях? — спросила Хейвен, надеясь, что через некоторое время к разговору об обществе удастся вернуться.
— Конечно. Наверное. Что ты хотела узнать?
— Как они начинаются? И что ты видишь?
— Видения у меня много лет, — сказала Марта. — Но после переезда в Нью-Йорк они стали страшноватыми. Я на несколько минут отключаюсь и вижу, как происходит нечто ужасное. Я все время вижу одного и того же мужчину, но никак не могу как следует разглядеть его лицо. А потом я непременно должна изобразить то, что увидела, и только так я могу выбросить видение из головы. Ни за что бы не подумала, что эти картины выставят в галерее. Вряд ли кому-то захочется повесить такое у себя дома. Но как только Йейн увидел эти работы, он сразу стал говорить, что устроит выставку. Я отказывалась, а он не желал меня слушать.