Силой тут не возьмёшь, да и какая у него сила! Один участковый Бурнашов (и он, наверняка, не пойдёт, прикинется больным — жена-то у него чистопородная кержачка из клинычевской семьи).
…Над всем этим размышлял Вахрамеев, возвращаясь ввечеру с покосов из-под Сорнушки. Разнузданный Гнедко плёлся устало, увалисто, то и дело прихватывая губами пыльную придорожную траву — за весь день ему лишь с полчаса удалось похрумкать кошенины.
У предпоследнего поворота к селу, где по откосу ершился молодой пихтач, Гнедко вздрогнул, тревожно дёрнул поводья, и это тотчас передалось Вахрамееву: подняв голову, он увидел двух мужиков — прямо на середине дороги. Они, пожалуй, поджидали его.
Привычно сдвинув под мышкой наганный ремень, он на всякий случай расстегнул пару пуговиц на гимнастёрке. Похоже, эти двое ничего не замышляли, иначе зачем бы им понадобилось выходить на дорогу?
Подъехав ближе, узнал обоих: Егор Савушкин и китаец Леонтий — "коробейник" кержацкой артели, скупщик меха из районной заготпушнины. Довольно странная компания… Что им от него надо?
— Слезай с коня, Кольша! — ухмыльнулся в бороду Савушкин. — Разговор к тебе есть.
Спрыгнув на землю, председатель шлёпнул мерина по потному крупу, разрешая попастись на косогоре.
— Пришли бы в сельсовет, — сказал он, закуривая.
— Сельсовета ходи плохо, — ласково улыбнулся китаец. — Все люди види-види, Линь-Тяо говори шипион. Линь-Тяо шкурки не давай.
— Верно ходя соображает, — сказал Егор. — К тебе только явись, назавтра бабьё по селу начнёт судачить. Нам это ни к чему.
Интересно, какое-такое дело объединило этих совсем разных людей? Ну, с Егоршей всё более или менее объяснимо: у них с Вахрамеевым в последние дни стали вроде бы налаживаться старые приятельские отношения. Как ни говори, а пообтершись на стройке, Егорка Савушкин кое-что уразумел, и рабочая жизнь понемногу "промыла" ему глаза. А ходя тут при чём?
Хитрая бестия, выжига и торгаш. Говорят, раньше, в двадцатых годах, опиумом и кокаином промышлял — это когда мода была. Да и сейчас, народ болтает, у него всегда анаша на закрутку сыщется, будто бы в косичке своей бумажный пакетик прячет.
Вахрамеев подозрительно покосился на тощую, перевитую тряпицей косичку китайца, торчащую над засаленным воротником, и убеждённо подумал: "Выгода привела его сюда. Знать, есть расчёт".
Егорка Савушкнн жевал смородиновый лист. Сорвал, сунул в рот и вот морщится, щурится — ждёт, сам разговор первым никогда не начинает.
— Ну как, вернула вам плотина артельных лошадей? — спросил Вахрамеев.
— Да вроде, — кивнул Савушкнн. — Только не все повертались. Мы вот с Терехой да Васькой, значица, ишо поработаем. Однако до зимы, до первой пороши.